20 лучших стихов Тушновой о любви к мужчине

Стихи Вероники Тушновой про любовь

Одной из вечных тем поэзии является любовь. Одни пытались воспеть прекрасное чувство, которое возникает между двумя людьми. У других творческие порывы возникают только при угасании или подъеме страстных чувств по отношению ко второй половинке. Так или иначе, пока живо человечество, любовная тематика будет одной из ключевых для поэтов и писателей. Стихи Вероники Тушновой про любовь воплотили в себе все традиции и богатство русской лирики. Их любят, продолжают читать, вспоминать в творчестве Аллы Пугачевы и анализировать на кафедрах литературы.

Биография автора

Сильные переживания и чувства никогда не оставляли поэтессу, поэтому ее жанром стала любовная лирика. К сожалению, личная жизнь женщины не сложилась, два брака распались, и уход был тяжелым в обоих случаях. Последние годы жизни она болела раком и страдала от односторонней любви к Александру Яшину. Лучшие стихи о любви Тушновой попали в сборник под названием «Сто часов счастья», они были посвящены неразделенным и нераскрытым чувствам.

Предположительно Тушнова родилась в 1911 году (27 марта), хотя многие источники указывают 1915 год. Мы же придерживаемся первой даты, так период окончания школы юной девушкой попадает на 1928 год.

Детство и молодость поэтессы прошли в Казани. Отец был профессором медицинских наук в местном университете. Мать девушки была выпускницей высшей школы (ранее школа носила название Бестужевские курсы). В раннем детстве девушка освоила английский и французский языки, очень интересовалась литературой. После школы была отправлена отцом в университет на медицинскую специальность. Но всего через год отца перевели в Москву и предоставили всей семье квартиру в центре города. Здесь девушка продолжила учебу и увлеклась поэзией и живописью.

Год 1938 стал очень счастливым для Вероники, так как она нашла мужа и опубликовала свой первый сборник. Через пару лет творческой активности, написания и прочтения на литературных встречах собственных творений она решила поступить в Литературный институт имени Горького. Советчиком для Вероники стала поэтесса Вера Инберг. Желание так и осталось неосуществимым, так как ее призвали в госпиталь для работы военным врачом (1941 год).

Время шло, женщина успела развестись и выпустить еще пару сборников. Вторым мужчиной, за которого Вероника вышла замуж, стал главный редактор издательства «Детский мир» Юрий Тимофеев. С начала 50-х, около 10 лет они прожили совместной жизнью, но в итоге расстались.

Последней любовью стал женатый Александр Яшин, который отказался бросить семью и не ответил взаимностью Тушновой.

Творчество автора о любви

Произведения автора связаны с ощущениями полноты, чистоты и единства с возлюбленным, но также проявляются и ноты неполноценности, разрыва, безответности. Любовь в ее стихах полностью обособляется, отделяется от реальной несправедливости и бытности, настоящей горести. Вечный герой, которого изображала Вероника Тушнова в стихах о любви, был носителем неповторимых сильных чувств. Его характер или мировоззрение оставалось в одной стороне, когда речь шла о любовных ситуациях. Любые проявления героя были неподвластны волне желаний, страсти и надежд на будущее. Лирические высказывания в стихах Тушновой про любовь не сопровождались раскрытием определенных событий.

Легкий и интересный, наполненный смыслом слог заключался в эмоционально окрашенных описаниях и размышлениях о многогранной любви. Создавала Тушнова стихи о любви, которые не отображали отношения между людьми, не уделяла внимание поступкам. Иногда их роль подразумевается, но сами факты их осуществления отсутствуют.

Стихи Тушновой о любви говорят о многом. К примеру, знаменитое стихотворение «Сто часов для счастья..» сравнивает счастье с мгновением, каждый момент складывается воедино, а все остальное – серое и несущественное. Счастье добывается стремлениями, и у поэтессы оно сформировалось «из горького горя» (получено через страдания и боль).

Любовь для автора – смысл жизни, где переплетаются разлука, страдание, вера, надежда и ожидание счастья. Ее творчество с первых работ призывает к подлинным человеческим чувствам, безо лжи и обмана.

Многие произведения не потеряли актуальности. Люди продолжают читать стихи о любви вероники Тушновой, ассоциируя их с прекрасной женщиной, которая действительно обнажила свое благородное сердце до предела.

Достижения и успехи автора в творчестве

Литературный успех к женщине пришел уже по окончанию войны, когда человечеству была необходима любовная лирика. Итак, она публикуется в газетах и журналах «Новый мир» и «Комсомольская правда». Публика принимает ее с распростертыми объятиями.

Сборник «Первая книга» выходит 1945 году, а после Тушнову принимают в Союз Писателей СССР. После замужества наблюдается спад в карьере Тушновой и полноценное раскрытие таланта приходится почти на конец жизни 50 – 60-е годы.

В 1977 году знаменитая Алла Пугачева начала исполнять романс Тушновой («Не отрекаются любя»).

Мы совпали: 20 пронзительных стихов о любви.

Иногда кажется, о любви написано так много, что больше уже и писать нечего. Ведь все уже сказали до тебя, в тысячах строк, слов, тонов, созвучий и ритмов. Но ощущение это сводиться к нулю, когда любовь приходит к тебе по-настоящему, когда она становится ТВОИМ чувством, твоей жизнью — и мгновенно осознаешь: пусть многие сказали о ней…

Наверное, поэтому интимную лирику можно найти в творческом наследии каждого поэта. Возможно, поэтому в моменты романтического вдохновения или душевных потрясений от утраченной любви, не в силах выразить своих чувств сами, люди часто ищут их воплощения в строках талантливых мастеров слова. Для кого-то эти стихи — полет, для кого-то — прозрение, для кого-то — лекарство, а кому-то они покажутся тихой сердечной беседой с пусть незнакомым, а все же родным человеком.

Подборка «10 проникновенных стихотворений о любви», собранная мной ко Дню влюбленных, побила все рекорды посещаемости на сайте за эти месяцы. Времена меняются, но любви, романтике, нежности, самоотверженной верности всегда остается место. А значит, настало время для новой вдохновляющей коллекции стихотворений от признанных мастеров. Сегодня здесь пронзительные чувственные строки поэтов разных лет: Бориса Пастернака, Марины Цветаевой, Роберта Рождественского, Евгения Евтушенко, Булата Окуджавы, Вероники Тушновой, Веры Полозковой, Владимира Маяковского, Иннокентия Анненского, Константина Симонова, Маргариты Алигер, Сергея Есенина, Юлии Друниной. Всем любви!

Мы совпали с тобой,
совпали
в день, запомнившийся навсегда.
Как слова совпадают с губами.
С пересохшим горлом —
вода.
Мы совпали, как птицы с небом.
Как земля
с долгожданным снегом
совпадает в начале зимы,
так с тобою
совпали мы.
Мы совпали,
еще не зная
ничего
о зле и добре.
И навечно
совпало с нами
это время в календаре.

Среди миров, в мерцании светил
Одной звезды я повторяю имя…
Не потому, чтоб я её любил,
А потому, что я томлюсь с другими.

И если мне сомненье тяжело,
Я у неё одной ищу ответа…
Не потому, чтоб от неё светло,
А потому, что с ней не надо света.

Лиличка!

Дым табачный воздух выел.
Комната —
глава в крученыховском аде.
Вспомни —
за этим окном
впервые
руки твои, исступленный, гладил.
Сегодня сидишь вот,
сердце в железе.
День еще —
выгонишь,
можешь быть, изругав.
В мутной передней долго не влезет
сломанная дрожью рука в рукав.
Выбегу,
тело в улицу брошу я.
Дикий,
обезумлюсь,
отчаяньем иссечась.
Не надо этого,
дорогая,
хорошая,
дай простимся сейчас.
Все равно
любовь моя —
тяжкая гиря ведь —
висит на тебе,
куда ни бежала б.
Дай в последнем крике выреветь
горечь обиженных жалоб.
Если быка трудом уморят —
он уйдет,
разляжется в холодных водах.
Кроме любви твоей,
мне
нету моря,
а у любви твоей и плачем не вымолишь отдых.
Захочет покоя уставший слон —
царственный ляжет в опожаренном песке.
Кроме любви твоей,
мне
нету солнца,
а я и не знаю, где ты и с кем.
Если б так поэта измучила,
он
любимую на деньги б и славу выменял,
а мне
ни один не радостен звон,
кроме звона твоего любимого имени.
И в пролет не брошусь,
и не выпью яда,
и курок не смогу над виском нажать.
Надо мною,
кроме твоего взгляда,
не властно лезвие ни одного ножа.
Завтра забудешь,
что тебя короновал,
что душу цветущую любовью выжег,
и суетных дней взметенный карнавал
растреплет страницы моих книжек…
Слов моих сухие листья ли
заставят остановиться,
жадно дыша?
Дай хоть
последней нежностью выстелить
твой уходящий шаг.

Жди меня, и я вернусь.
Только очень жди,
Жди, когда наводят грусть
Желтые дожди,
Жди, когда снега метут,
Жди, когда жара,
Жди, когда других не ждут,
Позабыв вчера.
Жди, когда из дальних мест
Писем не придет,
Жди, когда уж надоест
Всем, кто вместе ждет.
Жди меня, и я вернусь,
Не желай добра
Всем, кто знает наизусть,
Что забыть пора.
Пусть поверят сын и мать
В то, что нет меня,
Пусть друзья устанут ждать,
Сядут у огня,
Выпьют горькое вино
На помин души…
Жди. И с ними заодно
Выпить не спеши.
Жди меня, и я вернусь,
Всем смертям назло.
Кто не ждал меня, тот пусть
Скажет: — Повезло.
Не понять, не ждавшим им,
Как среди огня
Ожиданием своим
Ты спасла меня.
Как я выжил, будем знать
Только мы с тобой, —
Просто ты умела ждать,
Как никто другой.

Мне бы только хотелось, чтобы
(Я банальность скажу, прости)
Солнце самой высокой пробы
Озаряло твои пути.

Мне бы вот разрешили только
Теплым ветром, из-за угла,
Целовать тебя нежно в челку
Цвета воронова крыла.

Мне бы только не ляпнуть в шутку —
Удержаться и промолчать,
Не сказав никому, как жутко
И смешно по тебе скучать.

Вокзал прощанье нам прокличет,
и свет зеленый расцветет,
и так легко до неприличья
шлагбаум руки разведет.
Не буду я кричать и клясться,
в лицо заглядывать судьбе…
Но дни и версты будут красться
вдоль окон поезда,
к тебе.
И лес, и горизонт далекий,
и жизнь, как паровозный дым,
все — лишь к тебе, как те дороги,
которые
когда-то
в Рим.

Любить иных — тяжелый крест,
А ты прекрасна без извилин,
И прелести твоей секрет
Разгадке жизни равносилен.

Весною слышен шорох снов
И шелест новостей и истин.
Ты из семьи таких основ.
Твой смысл, как воздух, бескорыстен.

Легко проснуться и прозреть,
Словесный сор из сердца вытрясть
И жить, не засоряясь впредь,
Все это — не большая хитрость.

Тьмою здесь все занавешено
и тишина, как на дне…
Ваше величество женщина,
да неужели — ко мне?
Тусклое здесь электричество,
с крыши сочится вода.
Женщина, ваше величество,
как вы решились сюда?
О, ваш приход — как пожарище.
Дымно, и трудно дышать…
Ну, заходите, пожалуйста.
Что ж на пороге стоять?
Кто вы такая? Откуда вы?!
Ах, я смешной человек…
Просто вы дверь перепутали,
улицу, город и век.

Сила страстей – приходящее дело.
Силе другой потихоньку учусь.
Есть у людей приключения тела.
Есть приключения мыслей и чувств.
Тело само приключений искало,
А измочалилось вместе с душой.
Лишь не хватало, чтоб смерть приласкала,
Но показалось бы тоже чужой.

Всё же меня пожалела природа,
Или как хочешь её назови.
Установилась во мне, как погода,
Ясная, тихая сила любви.
Раньше казалось мне сила огромной,
Громко стучащей в большой барабан…
Стала тобой. В нашей комнате тёмной
Палец строжайше прижала к губам.

Младшенький наш неразборчиво гулит,
И разбудить его – это табу.
Старшенький каждый наш скрип караулит,
Новеньким зубом терзая губу.
Мне целоваться приказано тихо.
Плачь целоваться совсем не даёт.
Детских игрушек неразбериха
Стройный порядок вокруг создаёт.

И подчиняюсь такому порядку,
Где, словно тоненький лучик, светла
Мне подшивающая подкладку
Быстрая, бережная игла.
В дом я ввалился ещё не отпутав
В кожу вонзившиеся глубоко
Нитки всех злобных дневных лилипутов,-
Ты их распутываешь легко.

Так ли сильна вся глобальная злоба,
Вооружённая до зубов,
Как мы с тобой, безоружные оба,
И безоружная наша любовь?
Спит на гвозде моя мокрая кепка.
Спят на пороге тряпичные львы.
В доме всё крепко, и в жизни всё крепко,
Если лишь дети мешают любви.

Я бы хотел, чтобы высшим начальством
Были бы дети – начало начал.
Боже, как был Маяковский несчастен
Тем, что он сына в руках не держал!
В дни затянувшейся эпопеи,
Может быть, счастьем я бомбы дразню?
Как мне счастливым прожить, не глупея,
Не превратившимся в размазню?

Тёмные силы орут и грохочут –
Хочется им человечьих костей.
Ясная, тихая сила не хочет,
Чтобы напрасно будили детей.
Ангелом атомного столетья
Танки и бомбы останови
И объясни им, что спят наши дети,
Ясная, тихая сила любви.

Будь, пожалуйста,
послабее.
Будь,
пожалуйста.
И тогда подарю тебе я
чудо
запросто.
И тогда я вымахну —
вырасту,
стану особенным.
Из горящего дома вынесу
тебя,
сонную.
Я решусь на все неизвестное,
на все безрассудное,-
в море брошусь,
густое,
зловещее,-
и спасу тебя.
Это будет
сердцем велено мне,
сердцем велено…
Но ведь ты же
сильнее меня,
сильней
и уверенней!
Ты сама готова спасти других
от уныния тяжкого.
Ты сама не боишься ни свиста пурги,
ни огня хрустящего.
Не заблудишься,
не утонешь,
зла не накопишь.
Не заплачешь
и не застонешь,
если захочешь.
Станешь плавной
и станешь ветреной,
если захочешь…
Мне с тобою —
такой уверенной —
трудно
очень.

Хоть нарочно,
хоть на мгновенье,-
я прошу,
робея,-
помоги мне в себя поверить,
стань
слабее.
(Роберт Рождественский)

Вот опять окно,
Где опять не спят.
Может, пьют вино,
Может, так сидят.
Или просто – рук
Не разнимут двое.
В каждом доме, друг,
Есть окно такое.
Крик разлук и встреч –
Ты, окно в ночи!
Может – сотни свеч,
Может – две свечи…
Но и нет уму
Моему покоя…
И в моем дому
Завелось такое…
(Марина Цветаева)

Заметался пожар голубой,
Позабылись родимые дали.
В первый раз я запел про любовь,
В первый раз отрекаюсь скандалить.

Был я весь — как запущенный сад,
Был на женщин и зелие падкий.
Разонравилось пить и плясать
И терять свою жизнь без оглядки.

Мне бы только смотреть на тебя,
Видеть глаз злато-карий омут,
И чтоб, прошлое не любя,
Ты уйти не смогла к другому.

Поступь нежная, легкий стан,
Если б знала ты сердцем упорным,
Как умеет любить хулиган,
Как умеет он быть покорным.

Я б навеки забыл кабаки
И стихи бы писать забросил.
Только б тонко касаться руки
И волос твоих цветом в осень.

Я б навеки пошел за тобой
Хоть в свои, хоть в чужие дали…
В первый раз я запел про любовь,
В первый раз отрекаюсь скандалить.

Улыбаюсь, а сердце плачет
в одинокие вечера.
Я люблю тебя.
Это значит —

я желаю тебе добра.
Это значит, моя отрада,
слов не надо и встреч не надо,
и не надо моей печали,

и не надо моей тревоги,
и не надо, чтобы в дороге
мы рассветы с тобой встречали.
Вот и старость вдали маячит,

и о многом забыть пора…
Я люблю тебя.
Это значит —
я желаю тебе добра.

Значит, как мне тебя покинуть,
как мне память из сердца вынуть,
как не греть твоих рук озябших,
непосильную ношу взявших?

Кто же скажет, моя отрада,
что нам надо,
а что не надо,
посоветует, как же быть?

Нам никто об этом не скажет,
и никто пути не укажет,
и никто узла не развяжет…
Кто сказал, что легко любить?

Эхо любви

Покроется небо
пылинками звезд,
и выгнутся ветки упруго.
Тебя я услышу за тысячу верст.
Мы — эхо,
Мы — эхо,
Мы —
долгое эхо друг друга.

И мне до тебя,
где бы ты не была,
дотронуться сердцем не трудно.
Опять нас любовь за собой позвала.
Мы — нежность,
Мы — нежность.
Мы —
вечная нежность друг друга.

И даже в краю
наползающей тьмы,
за гранью смертельного круга,
я знаю, с тобой не расстанемся мы.
Мы — память,
Мы — память.
Мы —
звездная память друг друга.

Не отрекаются любя.
Ведь жизнь кончается не завтра.
Я перестану ждать тебя,
а ты придешь совсем внезапно.
А ты придешь, когда темно,
когда в стекло ударит вьюга,
когда припомнишь, как давно
не согревали мы друг друга.
И так захочешь теплоты,
не полюбившейся когда-то,
что переждать не сможешь ты
трех человек у автомата.
И будет, как назло, ползти
трамвай, метро, не знаю что там.
И вьюга заметет пути
на дальних подступах к воротам…
А в доме будет грусть и тишь,
хрип счетчика и шорох книжки,
когда ты в двери постучишь,
взбежав наверх без передышки.
За это можно все отдать,
и до того я в это верю,
что трудно мне тебя не ждать,
весь день не отходя от двери.

Нет в любви виноватых и правых.
Разве эта стихия — вина?
Как поток раскаленной лавы
Пролетает по судьбам она.

Нет в любви виноватых и правых,
Никого здесь нельзя винить.
Жаль безумца, который лаву
Попытался б остановить…

Мне нравится, что вы больны не мной,
Мне нравится, что я больна не вами,
Что никогда тяжелый шар земной
Не уплывет под нашими ногами.
Мне нравится, что можно быть смешной —
Распущенной — и не играть словами,
И не краснеть удушливой волной,
Слегка соприкоснувшись рукавами.

Мне нравится еще, что вы при мне
Спокойно обнимаете другую,
Не прочите мне в адовом огне
Гореть за то, что я не вас целую.
Что имя нежное мое, мой нежный, не
Упоминаете ни днем, ни ночью — всуе…
Что никогда в церковной тишине
Не пропоют над нами: аллилуйя!

Спасибо вам и сердцем и рукой
За то, что вы меня — не зная сами! —
Так любите: за мой ночной покой,
За редкость встреч закатными часами,
За наши не-гулянья под луной,
За солнце, не у нас над головами,-
За то, что вы больны — увы! — не мной,
За то, что я больна — увы! — не вами!

Не встречайтесь с первою любовью,
Пусть она останется такой —
Острым счастьем, или острой болью,
Или песней, смолкшей за рекой.

Не тянитесь к прошлому, не стоит —
Все иным покажется сейчас…
Пусть хотя бы самое святое
Неизменным остается в нас.

Людские души — души разные,
не перечислить их, не счесть.
Есть злые, добрые и праздные
и грозовые души есть.

Иная в силе не нуждается,
её дыханием коснись —
И в ней чистейший звук рождается,
распространяясь в даль и ввысь.

Иная хмуро-неотзывчива,
иная каменно-глуха
для света звёзд,
для пенья птичьего,
для музыки и для стиха.

Она почти недосягаема,
пока не вторгнутся в неё
любви тревога и отчаянье,
сердечной боли остриё.

Смятённая и беззащитная,
она очнётся,
и тогда
сама по-птичьи закричит она
и засияет как звезда.

Я хочу быть твоею милой.
Я хочу быть твоею силой,
свежим ветром,
насущным хлебом,
над тобою летящим небом.

Если ты собьешься с дороги,
брошусь тропкой тебе под ноги
без оглядки иди по ней.

Если ты устанешь от жажды,
я ручьем обернусь однажды,—
подойди, наклонись, испей.

Если ты отдохнуть захочешь
посредине кромешной ночи,
все равно —
в горах ли, в лесах ли,—
встану дымом над кровлей сакли,
вспыхну теплым цветком огня,
чтобы ты увидал меня.

Всем, что любо тебе на свете,
обернуться готова я.
Подойди к окну на рассвете
и во всем угадай меня.

Это я, вступив в поединок
с целым войском сухих травинок,
встала лютиком у плетня,
чтобы ты пожалел меня.

Это я обернулась птицей,
переливчатою синицей,
и пою у истока дня,
чтобы ты услыхал меня.

Это я в оборотном свисте
соловья.
Распустились листья,
в лепестках — роса.
Это — я.

Это — я.
Облака над садом…
Хорошо тебе?
Значит, рядом,
над тобою — любовь моя!

Я узнала тебя из многих,
нераздельны наши дороги,
понимаешь, мой человек?
Где б ты ни был, меня ты встретишь
все равно ты меня заметишь
и полюбишь меня навек.

Возможно, вам будет интересна и предыдущая подборка «10 проникновенных стихотворений о любви»

Вероника Тушнова — СТИХИ О ЛЮБВИ

Я одна тебя любить умею

Я одна тебя любить умею,
да на это права не имею,
будто на любовь бывает право,
будто может правдой
стать неправда.
Не горит очаг твой, а дымится,
не цветёт душа твоя — пылится.
Задыхаясь, по грозе томится,
ливня молит, дождика боится…
Всё ты знаешь, всё ты понимаешь,
что подаришь — тут же отнимаешь.
Всё я знаю, всё я понимаю,
боль твою качаю, унимаю…
Не умею сильной быть и стойкой,
не бывать мне ни грозой, не бурей…
Всё простишь ты мне, вину любую,
кроме этой
доброты жестокой.

А знаешь, все еще будет

А знаешь, всё ещё будет!
Южный ветер еще подует,
и весну еще наколдует,
и память перелистает,
и встретиться нас заставит,
и еще меня на рассвете
губы твои разбудят.
Понимаешь, все еще будет!
В сто концов убегают рельсы,
самолеты уходят в рейсы,
корабли снимаются с якоря…
Если б помнили это люди,
чаще думали бы о чуде,
реже бы люди плакали.
Счастье — что онo? Та же птица:
упустишь — и не поймаешь.
А в клетке ему томиться
тоже ведь не годиться,
трудно с ним, понимаешь?
Я его не запру безжалостно,
крыльев не искалечу.
Улетаешь?
Лети, пожалуйста…
Знаешь, как отпразднуем
Встречу!

Улыбаюсь, а сердце плачет

Улыбаюсь, а сердце плачет
в одинокие вечера.
Я люблю тебя.
Это значит —

я желаю тебе добра.
Это значит, моя отрада,
слов не надо и встреч не надо,
и не надо моей печали,

и не надо моей тревоги,
и не надо, чтобы в дороге
мы рассветы с тобой встречали.
Вот и старость вдали маячит,

и о многом забыть пора…
Я люблю тебя.
Это значит —
я желаю тебе добра.

Кто же скажет, моя отрада,
что нам надо,
а что не надо,
посоветует, как же быть?

Нам никто об этом не скажет,
и никто пути не укажет,
и никто узла не развяжет…
Кто сказал, что легко любить?

Ты не горюй обо мне, не тужи

Ты не горюй обо мне, не тужи,-
тебе, а не мне
доживать во лжи,
мне-то никто не прикажет:
— Молчи!
Улыбайся!-
когда хоть криком кричи.
Не надо мне до скончанья лет
думать — да,
говорить — нет.
Я-то живу, ничего не тая,
как на ладони вся боль моя,
как на ладони вся жизнь моя,
какая ни есть —
вот она я!
Мне тяжело…
тебе тяжелей…
Ты не меня,- ты себя
жалей.

Твои глаза

Твои глаза… Опять… Опять…
Мне сердца стук
мешает спать.
Не знаю- явь то или бред,
не знаю- был ты или нет,
не вспомнить мне
и не понять!
Твои глаза… Опять… Опять…
Волос невысохшая прядь,
соленая прохлада рук,
беззвучный ливень звезд…
Ты помнишь, как скатилась вдруг
одна из них
на пыльный мост?
Ты помнишь?
Ты не позабыл
вчерашней встречи
краткий час?
Теперь я знаю- это был
подарок свадебный для нас!
Ах, все ли ты сумел понять?
Твои глаза… Опять… Опять…
Дыханье обрывается…
Поднять не в силах век…
Так счастье начинается
последнее
на век!

Так уж сердце у меня устроено

Так уж сердце у меня устроено —
не могу вымаливать пощады.
Мне теперь — на все четыре стороны…
Ничего мне от тебя не надо.
Рельсы — от заката до восхода,
и от севера до юга — рельсы.
Вот она — последняя свобода,
горькая свобода погорельца.
Застучат, затарахтят колеса,
вольный ветер в тамбуре засвищет,
полетит над полем, над откосом,
над холодным нашим пепелищем.

С тобой я самая верная

С тобой я самая верная,
С тобой я самая лучшая,
С тобой я самая добрая,
Самая всемогущая.

Щедрые на пророчества
Твердят мне:
— Счастье кончается!
А мне им верить не хочется,
Мне их слушать не хочется,
Ну их всех!

Ничего не кончится
Так иногда случается!

Раскаяние

Я не люблю себя такой,
не нравлюсь я себе, не нравлюсь!
Я потеряла свой покой,
с обидою никак не справлюсь.

Я не плыву,— иду ко дну,
на три шага вперед не вижу,
себя виню, тебя кляну,
бунтую, плачу, ненавижу…

Опамятуйся, просветлей,
душа! Вернись, былое зренье!
Земля, пошли мне исцеленье,
влей в темное мое смятенье
спокойствие твоих полей!

Дни белизны… чистейший свет…
живые искры снежной пыли…
«Не говори с тоской — их нет,
но с благодарностию — были».1

Все было — пар над полыньей,
молчанье мельницы пустынной,
пересеченные лыжней
поляны ровности простынной,

и бора запах смоляной,
и как в песцовых шубах сучья,
и наводненное луной
полночной горницы беззвучье…

У всех бывает тяжкий час,
на злые мелочи разъятый.
Прости меня на этот раз,
и на другой, и на десятый,—

ты мне такое счастье дал,
его не вычтешь и не сложишь,
и сколько б ты ни отнимал,
ты ничего отнять не сможешь.

Не слушай, что я говорю,
ревнуя, мучаясь, горюя…
Благодарю! Благодарю!
Вовек
не отблагодарю я!

Бывало всё, и счастье, и печали

Бывало все: и счастье, и печали,
и разговоры длинные вдвоем.
Но мы о самом главном промолчали,
а может, и не думали о нем.
Нас разделило смутных дней теченье —
сперва ручей, потом, глядишь, река…
Но долго оставалось ощущенье:
не навсегда, ненадолго, пока…
Давно исчез, уплыл далекий берег,
и нет тебя, и свет в душе погас,
и только я одна еще не верю,
что жизнь навечно разлучила нас.

Биенье сердца моего

Биенье сердца моего,
тепло доверчивого тела…
Как мало взял ты из того,
что я отдать тебе хотела.
А есть тоска, как мед сладка,
и вянущих черемух горечь,
и ликованье птичьих сборищ,
и тающие облака..
Есть шорох трав неутомимый,
и говор гальки у реки,
картавый,
не переводимый
ни на какие языки.
Есть медный медленный закат
и светлый ливень листопада…
Как ты, наверное, богат,
что ничего тебе не надо.

Ночь

Смеясь и щуря сморщенные веки,
седой старик немыслимо давно
нам подавал хрустящие чуреки
и молодое мутное вино.

Мы пили все из одного стакана
в пронзительно холодном погребке,
и влага, пенясь через край, стекала
и на землю струилась по руке.

Мы шли домой, когда уже стемнело
и свежей мглою потянуло с гор.
И встал до неба полукругом белым
морскою солью пахнущий простор.

От звезд текли серебряные нити,
и на изгибе медленной волны
дрожал блестящим столбиком Юпитер,
как отраженье крохотной луны.

А мы купались… И вода светилась…
И вспыхивало пламя под ногой…
А ночь была как музыка, как милость
торжественной, сияющей, нагой.
. . . . . . . . . . . . . . .
Зачем я нынче вспомнила про это?
Здесь только вспышки гаснущей свечи,
и темный дом, трясущийся от ветра,
и вьюшек стук в нетопленной печи.

Проклятый стук, назойливый, как Морзе!
Тире и точки… точки и тире…
Окно во льду, и ночь к стеклу примерзла,
и сердце тоже в ледяной коре.

Еще темней. Свеча почти погасла.
И над огарком синеватый чад.
А воткнут он в бутылку из-под масла
с наклейкой рваной — «Розовый мускат».

Как трудно мне поверить, что когда-то
сюда вино звенящее текло,
что знало зной и пенные раскаты
замасленное, мутное стекло!

Наверно, так, взглянув теперь в глаза мне,
хотел бы ты и все-таки не смог
увидеть снова девочку на камне
в лучах и пене с головы до ног.

Но я все та же, та же, что бывало…
Пройдет война, и кончится зима.
И если бы я этого не знала,
давно бы ночь свела меня с ума.

Не сули мне золотые горы

Не сули мне
золотые горы,
годы жизни доброй
не сули.
Я тебя покину очень скоро
по закону матери-земли.
Мне остались считанные весны,
так уж дай на выбор,
что хочу:
елки сизокрылые, да сосны,
да березку — белую свечу.
Подари веселую дворняжку,
хриплых деревенских петухов,
мокрый ландыш,
пыльную ромашку,
смутное движение стихов.
День дождливый,
темень ночи долгой,
всплески, всхлипы, шорохи
во тьме…
И сырых поленьев запах волглый
тоже, тоже дай на память мне.
Не кори, что пожелала мало,
не суди, что сердцем я робка.
Так уж получилось,-
опоздала…
Дай мне руку!
Где твоя рука?

Не охладела, нет

Не охладела, нет,
скрываю грусть.
Не разлюбила,—
просто прячу ревность.
Не огорчайся,
скоро я вернусь.
Не беспокойся,
никуда не денусь.
Не осуждай меня,
не прекословь,
не спорь
в своем ребячестве
жестоком…
Я для тебя же
берегу любовь,
чтоб не изранил насмерть
ненароком.

Не отрекаются любя

Не боюсь, что ты меня оставишь

Не боюсь, что ты меня оставишь
для какой-то женщины другой,
а боюсь я,
что однажды станешь
ты таким же,
как любой другой.
И пойму я, что одна в пустыне,—
в городе, огнями залитом,
и пойму, что нет тебя отныне
ни на этом свете,
ни на том.

Молчание

Ты верен святости обряда,
и в том душа твоя права.
ты слов боишься, но не надо
переоценивать слова.
я понимаю, понимаю.
твое смятение щажу,
и тоже молча обнимаю,
и тоже молча ухожу.
ты не преступишь обещанья,
ты не откликнешься на зов,
но не солжет твое молчание-
оно отчаяннее слов.
Все изумленнее, жаднее,
нежнее слушаю его.
и ни о чем не сожалею
и не желаю ничего!

Мне говорят, нету такой любви

Мне говорят:
нету такой любви.
Мне говорят:
как все,
так и ты живи!
Больно многого хочешь,
нету людей таких.
Зря ты только морочишь
и себя и других!
Говорят: зря грустишь,
зря не ешь и не спишь,
не глупи!
Всё равно ведь уступишь,
так уж лучше сейчас
уступи!
…А она есть.
Есть.
Есть.
А она — здесь,
здесь,
здесь,
в сердце моём
тёплым живёт птенцом,
в жилах моих
жгучим течёт свинцом.
Это она — светом в моих глазах,
это она — солью в моих слезах,
зренье, слух мой,
грозная сила моя,
солнце моё,
горы мои, моря!
От забвенья — защита,
от лжи и неверья — броня…
Если её не будет,
не будет меня!
…А мне говорят:
нету такой любви.
Мне говорят:
как все,
так и ты живи!
А я никому души
не дам потушить.
А я и живу, как все
когда-нибудь
будут жить!

Беззащитно сердце человека

Беззащитно сердце человека,
если без любви…
Любовь-река.
Ты швырнул в сердцах булыжник в реку,
канул камень в реку
на века.

Пять минут
качались облака.

Люблю

Люблю? Не знаю может быть и нет,
Любовь имеет множество примет,
А я одно сказать тебе могу
Повсюду ты, во сне, в огне, в снегу,
В молчанье, в шуме, в радости, в тоске,
В любой надежде, в любой строке и в любой звезде,
Во всём! Всегда! Везде!
Ты памятью затвержен наизусть
И ничего нельзя забыть уже.
Ты понимаешь? Я тебя боюсь,
Напрасно я бежать, спастись хочу,
Ведь ты же сон, тепло, дыханье, свет…
Хочу прижаться к твоему плечу.
Люблю? Не знаю, нет других примет!

Ты любил, и я тебя любила

Где-то по гостиничным гостиным
Изводилась я тоской по дому,
Самолет ждала твой
на пустынном,
Солнцем выжженом аэродроме.
Отсылала письма почтой спешной,
Спешные ответы получала…
Дни любви преступной и безгрешной,
испытаний будущих начало.
Прилетел ты злой и запыленный,
С добрыми, покорными глазами.
Городок, от зноя полусонный,
раем простирался перед нами.
Ты любил,
и я тебя любила…
А совсем не нужно это было,
зря мы ревновали и страдали,-
нас другие счастья в жизни ждали.
Только, друг мой, стоит ли лукавить?
Разве можно жизнь, как строчки править?
Ты любил,
И я тебя любила…

Все было до меня

Всё было до меня: десятилетья
того, что счастьем называем мы.
Цвели деревья,
вырастали дети,
чередовались степи и холмы,
за ветровым стеклом рождались зори
очередного праздничного дня,—
был ветер,
берег,
дуб у лукоморья,
пир у друзей,—
все это без меня.
Моря и реки шли тебе навстречу,
ручной жар-птицей
в руки жизнь плыла…
А я плутала далеко-далече,
а я тогда и ни к чему была.
Ты без меня сквозь годы пробивался,
запутывался и сплеча рубил,
старался, добивался, любовался,
отпировал, отплакал, отлюбил…
Ты отдал все, что мог, любимой ради,
а я?—
всего глоток воды на дне,
сто скудных грамм в блокадном Ленинграде.
Завидуйте,
все любящие,
мне!

Я стучусь в твое сердце

Я стучусь в твое сердце:
— Отвори, отвори,
разреши мне в глаза поглядеться твои,
оттого что забыла уже о весне,
оттого, что давно не летала во сне,
оттого, что давно молодой не была,
оттого, что бессовестно лгут зеркала…
Я стучу в твое сердце:
— Отвори, отвори,
покажи мне меня
возврати, подари!

Я люблю тебя

Я люблю тебя.
Знаю всех ближе,
Всех лучше. Всех глубже.
Таким тебя вижу,
Каким не видел никто, никогда.
Вижу в прошлом и будущем,
Сквозь разлуки, размолвки, года …
Я одна тебя знаю таким,
какой ты на самом деле.
Я одна владею сердцем твоим,
больше, чем все владельцы,
владею!
Ведь оно у тебя, как заклятый клад;
не подступишься —
чудища, пропасти, бесы…
Я зажмурилась.
Я пошла наугад.
В черных чащах плутала,
взбиралась по кручам отвесным,
сколько раз готова была отступить,
сколько раз могла разбиться о скалы…
Я люблю тебя.
Я не могу не любить.
Не могу уступить!
Это я тебя отыскала!

Стихи Вероники Тушновой о любви

А знаешь, все еще будет

Я одна тебя любить умею

Я давно спросить тебя хотела

Я давно спросить тебя хотела:
разве ты совсем уже забыл,
как любил мои глаза и тело,
сердце и слова мои любил…

Я тогда была твоей отрадой,
а теперь душа твоя пуста.
Так однажды с бронзового сада
облетает поутру листва.

Так снежинки — звездчатое чудо —
тонким паром улетают ввысь.
Я ищу, ищу тебя повсюду,
где же ты? откликнись, отзовись.

Как мне горько, странно, одиноко,
в темноту протянута рука.
Между нами пролегла широко
жизни многоводная река.

Но сильна надежда в человеке,
я ищу твой равнодушный взгляд.
Все таки мне верится, что река
могут поворачивать назад.

Ты не горюй обо мне, не тужи

Твои глаза

Так было, так будет

Так было, так будет
в любом испытанье:
кончаются силы,
в глазах потемнело,
уже исступленье,
смятенье,
метанье,
свинцовою тяжестью
смятое тело.
Уже задыхается сердце слепое,
колотится бешено и бестолково
и вырваться хочет
ценою любою,
и нету опасней
мгновенья такого.
Бороться так трудно,
а сдаться так просто,
упасть и молчать,
без движения лежа…
Они ж не бездонны —
запасы упорства…
Но дальше-то,
дальше-то,
дальше-то что же?
Как долго мои испытания длятся,
уже непосильно борение это…
Но если мне сдаться,
так с жизнью расстаться,
и рада бы выбрать,
да выбора нету!
Считаю не на километры — на метры,
считаю уже не на дни — на минуты…
И вдруг полегчало!
Сперва неприметно.
Но сразу в глазах посветлело
как будто!
Уже не похожее на трепыханье
упругое чувствую
сердцебиенье…
И, значит, спасенье —
второе дыханье.
Второе дыханье.
Второе рожденье!

Так уж сердце у меня устроено

Сто раз помочь тебе готова

Сто раз помочь тебе готова,
Любую ложь произнести,
Но нет же, нет такого слова,
Чтобы сгоревшее спасти.

Не раздобыть огня из пепла
И костерка не развести….
Все: так печально, так нелепо,-
Ни отогреть, не увести.

Привыкла я к унынью ночи
И к плачу осени в трубе…
Чем ты суровей, чем жесточе,
Тем больше верю я тебе,

Тем все: отчаяннее, чище
Любовь моя и боль моя….
Так и живем на пепелище,
Так и бедуем — ты да я.

Храню золу, латаю ветошь,
Приобщена к твоей судьбе…
Все: жду — когда меня заметишь,
Когда забудешь о себе.

С тобой я самая верная

С тобой я самая верная,
С тобой я самая лучшая,
С тобой я самая добрая,
Самая всемогущая.

Ничего не кончится
Так иногда случается!

Память сердца

Память сердца! Память сердца!
Без дороги бродишь ты,-
луч, блуждающий в тумане,
в океане темноты.

Разве можно знать заране,
что полюбится тебе,
память сердца, память сердца,
в человеческой судьбе?

Может, в городе — крылечко,
может, речка, может, снег,
может, малое словечко,
а в словечке — человек!

Ты захватишь вместо счастья
теплый дождь, долбящий жесть,
пропыленную ромашку
солнцу можешь предпочесть.

Госпитальные палаты,
костылей унылый скрип…
Отчего-то предпочла ты
взять с собою запах лип.

И теперь всегда он дышит
над июньскою Москвой
той военною тревогой,
незабвенною тоской…

А когда во мгле морозной
красный шар идет на дно —
сердце бьется трудно, грозно,
задыхается оно…

Стук лопаты, комья глины,
и одна осталась я…
Это было в час заката,
в первых числах января.

А когда в ночи весенней
где-то кличет паровоз,
в сердце давнее смятенье,
счастье, жгучее до слез!

Память сердца! Память сердца!
Где предел тебе, скажи!
Перед этим озареньем
отступают рубежи.

Ты теплее, ты добрее
трезвой памяти ума…
Память сердца, память сердца,
ты — поэзия сама!

Одна сижу на пригорке

Одна сижу на пригорке
посреди весенних трясин.
…Я люблю глаза твои горькие,
как кора молодых осин,

улыбку твою родную,
губы, высохшие на ветру…
Потому,- куда ни иду я,
и тебя с собою беру.

Все я тебе рассказываю,
обо всем с тобой говорю,
первый ландыш тебе показываю,
шишку розовую дарю.

Для тебя на болотной ржави
ловлю отраженья звезд…
Ты все думаешь — я чужая,
от тебя за десятки верст?

Ты все думаешь — нет мне дела
до озябшей твоей души?
Потемнело, похолодело,
зашуршали в траве ежи…

Вот уже и тропы заросшей
не увидеть в ночи слепой…
Обними меня, мой хороший,
бесприютные мы с тобой.

Не отрекаются любя

Не боюсь, что ты меня оставишь

anchiktigra

СЧАСТЬЕ ЕСТЬ! Философия. Мудрость. Книги.

Автор: Аня Скляр, кандидат философских наук, психолог.

Лучшие стихи о любви

Не убегайте от своей любви…
Не разрушайте маленькое счастье,
Не говорите тихо: ” Уходи “,
Когда душа разорвана на части.

Не убегайте от своей любви !
Не стройте стен, они вам не спасенье.
Себе не лгите, что свободны вы,
Кто любит — обречен на заточенье.

Не убегайте от своей любви,
Дарите счастье тем, кто рядом с вами.
Не позволяйте зависти и лжи
Овладевать вдруг вашими сердцами.

Не убегайте от своей любви !
И никогда её не оставляйте !
И даже если стерты все следы,
Любите, верьте, только не теряйте !

Не убегайте от своей любви !
Сквозь боль и слезы напролом идите !
Не говорите тихо: ” Уходи “,
А просто все забудьте и простите.

Не убегайте от своей любви !
Ведь это лучшее, что есть у вас отныне !
Храните чувства светлые свои,
Хоть это тяжело в жестоком мире.

И никогда любить не перестанет.

Ведь просто человеку нужен человек.

Но можно вырастить с любовью и заботой.

И крепко прижимал меня к себе.

Берегите друг друга от бед и коварных измен,
Сохраняйте тепло ваших душ даже в холод и вьюгу,
Никогда не просите любви у любимых взамен,
Просто сами любя, от невзгод берегите друг друга.

Берегите друг друга, у жизни короткий полёт,
И отточенных злостью, обид никогда не храните,
Может кто-то давно так прощения вашего ждёт,
Научитесь прощать, не порвав истончившейся нити.

Нам любимых, ушедших от нас, никогда не вернуть,
И ошибок, терзающих душу, уже не исправить,
Берегите друг друга, ступая на жизненный путь,
Чтоб ненастные дни вы смогли бы любовью разбавить.

На что мы тратим жизнь?
На мелочные ссоры,
На глупые слова, пустые разговоры,
На суету обид, на злобу – вновь и вновь.
На что мы тратим жизнь.
А надо б на любовь.

Сжигаем жизнь дотла всё на пустое что-то –
На нудные дела, ненужные заботы.
В угоду обществу придумываем маски.
На что мы тратим жизнь!
А надо бы на ласки.

Мы распыляем жизнь на сумрачную скуку,
На “имидж” и “престиж”, ненужную науку,
На ложь и хвастовство, на дармовую службу.
На что мы тратим жизнь.
А нужно бы на дружбу.

Куда-то всё спешим, чего-то добываем.
Чего-то ищем все – а более теряем;
Всё копим – золото, тряпьё и серебро.
На что мы тратим жизнь!
А надо б на добро.

Волнуемся, кричим, по пустякам страдаем;
С серьёзностью смешной вещички выбираем.
Но сколько не гадай – всё выберешь не ту.
На что мы тратим жизнь.
А надо б на мечту.

Боимся радости, боимся верить в сказки,
Боимся и мечты, и нежности, и ласки;
Боимся полюбить, чтоб после не тужить.
На что мы тратим жизнь?!
А надо просто жить!

Сто часов счастья. Вероника Тушнова и Александр Яшин

«Не отрекаются, любя,
Ведь жизнь кончается не завтра…»

Поэтесса Вероника Тушнова посвятила эти строки своему любимому, писателю Александру Яшину. Это с ним у нее были «сто часов счастья», которые она добывала из руды трудных дней и одиноких ночей. Яшин был женат. Любить его Веронике было нельзя. И все же, и все же…

Вам надо писать

По настоянию своего отца, профессора медицины, Вероника Тушнова тоже получила медицинское образование. Замуж вышла тоже за врача, психиатра Юрия Розинского. У них родилась дочь Наташа. Все было хорошо, но Веронику не оставляло ощущение, что она живет не свою жизнь. С мужем они расстались. Потом был другой, но и с ним ничего не вышло. Веронике казалось, что она плутает, плутает в трех соснах и не может выбраться.

Однажды девичье стихотворение Вероники попало в руки поэтессы Веры Инбер, и Вера сказала: «Вам надо писать». Вероника поступила в Литературный институт и писала, не переставая. Ее стихотворения казались простоватыми, манерными, критики их поругивали. А вот когда во время войны Вероника работала в госпитале и читала их раненым бойцам, те их хвалили.

Живая вода

С Александром Яшиным Вероника познакомилась в 1958 году. Тушновой очень нравились его стихи, и сам Яшин понравился тоже. Захотелось подойти к нему, обнять, и просто стоять так, и все равно, что будет дальше. Яшин испытывал что-то похожее, да что там, он просто остолбенел!

— Кто эта красавица?
— Вероника Тушнова, поэтесса…

Они не могли ничего сделать с этой силой, которая притягивала их друг к другу. Эти двое как будто нашли друг в друге то, что, сами не зная, искали всю жизнь. Об этом Яшин написал:

Как солнечный свет, как живая вода,
Твоя любовь для меня…

Жена моя!

И при этом Яшин очень любил свою жену. Вот так бывает: и жену любил, и Веронику. Жену, Злату, он уважительно называл по имени-отчеству: Злата Константиновна. Они познакомились еще в Литинституте, Злата считалась очень одаренной, но своим талантом она пожертвовала ради семьи. У них с Яшиным было четверо детей (у него было еще двое, от первого брака). Жене он посвящал не менее проникновенные строки, чем Веронике:

Жена моя! Все с тобою —
Работа, семья, досуг…
Всю жизнь меня с поля боя
Тебе выносить, мой друг.

Яшина считали влюбчивым, но жена всегда была его тылом, его смыслом, его жизнью. Если он застревал в какой-то творческой командировке, то телеграфировал:

Понятное дело — Злата тот час выезжала. Любовь к мужу была главным содержанием ее жизни, остальное было вторично…

Оба мы в кризисе

Когда в жизни Яшина появилась Вероника, его отношения со Златой Константиновной впервые разладились. Он всегда дарил жене первый экземпляр своей новой книги, и вот на титульном листе сборника «Стихотворения» написал:

«Любимая, добрая моя Злата Константиновна! Оба мы в кризисе, и надо помогать друг другу, выкарабкиваться из бед. А я всегда с тобой, твой Александр. 20/10−58. Москва».

И не смотря на сильную любовь к жене, оставить Веронику Тушнову и завершить этот бесконечный осенний марафон Яшин тоже не мог. Тушнова была очень хорошим человеком: от таких не отказываются. Добрая, преданная, искренняя, немного взбалмошная, находившая неподдельную радость в служении другим… По выходным они вдвоем уезжали за город и гуляли по лесу или полевым дорогам, потом она всегда на станцию раньше выходила из электрички и ждала следующую… Иногда успевала увидеть любимого окна: он сидел, утнувшись в книжку, уже не ее, не с ней. Сердце болело от счастья и невозможности быть вместе. Она начинала считать дни до следующей встречи, ждать, когда снова увидит его, обнимет, рассмеется, поцелует в нос и забудет обо всем на свете…

Разве этого мало?

Яшин был важным писательским чиновником, лауреатом Сталиноской премии и очень заметным человеком в Москве. Они с Вероникой изо всех сил скрывали свои отношения, но шила в мешке не утаишь. Завистники зашипели по углам, про Тушнову стали говорить: «как интересно она делает карьеру!». Злата Константиновна страдала. Вероника каждый день плакала от чувства вины, но ведь она любила! Она правда любила Сашу!

Дольше так продолжаться не могло. Яшина шатало то к одной женщине, то к другой, но он собрался с силами и сказал Веронике, что им нужно расстаться. Следом — еще один удар судьбы. Вероника узнала о своем онкологическом заболевании. Яшин пришел к ней в больницу, сел на краешек кровати. Она смотрела на него: серьезная, похудевшая, одни глаза на усталом лице. Веронике было так больно, что она изо всех сил старалась не закричать. Только смотрела, смотрела в любимые глаза и прощалась — навсегда.

Прямо туда, в больничную палату, принесли ее книгу «Сто часов счастья», которой будут зачитываться поколения женщин. Из типографии дошел не весь тираж — часть растащили по дороге. Вся горькая любовь Вероники Тушновой была в этих страницах, строчках, буковках.

Сто часов счастья…
Разве этого мало?
Я его, как песок золотой,
намывала,
собирала любовно, неутомимо,
по крупице, по капле,
по искре, по блестке

Это зря говорится,
что надо счастливой родиться.
Нужно только, чтоб сердце
не стыдилось над счастьем трудиться,
чтобы не было сердце
лениво, спесиво,
чтоб за малую малость
оно говорило «спасибо».

Злата ответила на это стихотворение своим. У нее была своя правда:

Сто часов счастья —
Ни много, ни мало,
Сто часов только — взяла да украла,

Вор оказался настырный, умелый:
Сто часов только от глыбы от целой…
Словно задел самолет за вершину
Или вода размыла плотину —
И раскололось, разбилось на части,
Рухнуло оземь глупое счастье.

Как ты меня подвела!

Когда Вероники не стало, Яшин едва не сошел с ума от горя. Он читал и перечитывал ее стихи, плакал, не мог есть. Сразу же сильно постарел, стал маленьким, растерянным стариком. Ему-то думалась, она будет с ним вечно. Ему-то казалось, их любовь будет всегда. Думалось да казалось, бормотал он. Думалось да казалось…

Думалось, все навечно,
Как воздух, вода, свет:
Веры ее беспечной,
Силы ее сердечной
Хватит на сотню лет.
Вот прикажу — И явится,
Ночь или день — не в счет,
Из-под земли явится,
С горем любым справится,
Море переплывет.

Думалось да казалось…
Как ты меня подвела!
Вдруг навсегда ушла —
С властью не посчиталась,
Что мне сама дала.
С горем не в силах справиться,
В голос реву, Зову.
Нет, ничего не поправится:
Из-под земли не явится,
Разве что не наяву.
Так и живу. Живу?

Александр Яшин пережил Веронику на три года. Он умирал от рака, а Злата до последнего мига держала его за руку. Потому что — тут ее соперница была права — не отрекаются, любя.