Стихи Евгения Евтушенко о женщине

Стихи Евгения Евтушенко о любви

Из воды выходила женщина

Из воды выходила женщина,
удивленно глазами кося.
Выходила свободно, торжественно,
молодая и сильная вся.

Я глядел на летящие линии…
Рядом громко играли в «козла»,
но тяжелая белая лилия
из волос ее черных росла.

Шум и смех пораженной компанийки:
«Ишь ты, лилия — чудеса!» —
а на синем ее купальнике
бились алые паруса.

Шла она, белозубая, смуглая,
желтым берегом наискосок,
только слышались капли смутные
с загорелого тела — в песок.

Будет в жизни хорошее, скверное,
будут годы дробиться, мельчась,
но и нынче я знаю наверное,
что увижу я в смертный мой час.

Будет много святого и вещего,
много радости и беды,
но увижу я эту женщину,
выходящую из воды…

К добру ты или к худу

К добру ты или к худу,
решает время пусть.
Но лишь с тобой побуду,
я хуже становлюсь.
Ты мне звонишь нередко,
но всякий раз в ответ,
как я просил, соседка
твердит, что дома нет.
А ты меня тревожишь
письмом любого дня.
Ты пишешь, что не можешь
ни часу без меня,
что я какой-то странный,
что нету больше сил,
что Витька Силин пьяный
твоей руки просил.
Я полон весь то болью,
то счастьем, то борьбой…
Что делать мне с тобою?
Что делать мне с собой?!
Смотреть стараюсь трезво
на все твои мечты.
И как придумать средство,
чтоб разлюбила ты?
В костюме новом синем,
что по заказу сшит,
наверно, Витька Силин
сейчас к тебе спешит.
Он ревностен и стоек.
В душе — любовный пыл.
Он аспирант-историк
и что-то там открыл.
Среди весенних лужиц
идет он через дождь,
а ты его не любишь,
а ты его не ждешь,
а ты у Эрмитажа»
стоишь, ко мне звоня,
и знаешь — снова скажут,
что дома нет меня.

Любимая, спи

Соленые брызги блестят на заборе.
Калитка уже на запоре.
И море,
дымясь, и вздымаясь, и дамбы долбя,
соленое солнце всосало в себя.
Любимая, спи…
Мою душу не мучай,
Уже засыпают и горы, и степь,
И пес наш хромучий,
лохмато-дремучий,
Ложится и лижет соленую цепь.
И море — всем топотом,
и ветви — всем ропотом,
И всем своим опытом —
пес на цепи,
а я тебе — шёпотом,
потом — полушёпотом,
Потом — уже молча:
«Любимая, спи…»
Любимая, спи…
Позабудь, что мы в ссоре.
Представь:
просыпаемся.
Свежесть во всем.
Мы в сене.
Мы сони.
И дышит мацони
откуда-то снизу,
из погреба,-
в сон.
О, как мне заставить
все это представить
тебя, недоверу?
Любимая, спи…
Во сне улыбайся.
(все слезы отставить!),
цветы собирай
и гадай, где поставить,
и множество платьев красивых купи.
Бормочется?
Видно, устала ворочаться?
Ты в сон завернись
и окутайся им.
Во сне можно делать все то,
что захочется,
все то,
что бормочется,
если не спим.
Не спать безрассудно,
и даже подсудно,-
ведь все,
что подспудно,
кричит в глубине.
Глазам твоим трудно.
В них так многолюдно.
Под веками легче им будет во сне.
Любимая, спи…
Что причина бессоницы?
Ревущее море?
Деревьев мольба?
Дурные предчувствия?
Чья-то бессовестность?
А может, не чья-то,
а просто моя?
Любимая, спи…
Ничего не попишешь,
но знай,
что невинен я в этой вине.
Прости меня — слышишь?-
люби меня — слышишь?-
хотя бы во сне,
хотя бы во сне!
Любимая, спи…
Мы — на шаре земном,
свирепо летящем,
грозящем взорваться,-
и надо обняться,
чтоб вниз не сорваться,
а если сорваться —
сорваться вдвоем.
Любимая, спи…
Ты обид не копи.
Пусть соники тихо в глаза заселяются,
Так тяжко на шаре земном засыпается,
и все-таки —
слышишь, любимая?-
спи…
И море — всем топотом,
и ветви — всем ропотом,
И всем своим опытом —
пес на цепи,
а я тебе — шёпотом,
потом — полушёпотом,
Потом — уже молча:
«Любимая, спи…»

Любовь по-португальски

Ночь, как раны, огни зализала.
Смотрят звезды глазками тюрьмы,
ну а мы под мостом Салазара —
в его черной-пречерной тени.

Оказал нам диктатор услугу,
и, ему под мостом не видны,
эмигрируем в губы друг к другу
мы из этой несчастной страны.

Под мостом из бетона и страха,
под мостом этой власти тупой
наши губы — прекрасные страны,
где мы оба свободны с тобой.

Я ворую свободу, ворую,
и в святой уворованный миг
счастлив я, что хотя б в поцелуе
бесцензурен мой грешный язык.

Даже в мире, где правят фашисты,
где права у людей так малы,
остаются ресницы пушисты,
а под ними иные миры.

Но, одетая в тоненький плащик,
мне дарящая с пальца кольцо,
португалочка, что же ты плачешь?
Я не плачу. Я выплакал все.

Дай мне губы. Прижмись и не думай.
Мы с тобою, сестренка, слабы
под мостом, как под бровью угрюмой
две невидимых миру слезы…

Не писал тебе я писем

Не писал тебе я писем,
но не выдержал — пишу.
От тебя я стал зависим
и свободы не прошу.

Меня сделали счастливым
от негаданной любви
твои серые с отливом,
непонятные твои.

Может, этого не надо —
что-то следует блюсти.
Может, будешь ты не рада —
так, пожалуйста, прости.

Но такое уж тут солнце,
что с собой попробуй сладь!
Но такие уж тут сосны,
что в письме хочу послать.

…Я живу в Бакуриани.
Сладко щурюсь после сна.
Над горами, бугорками
вышина и тишина.

«МАЗы» буйволов шугают.
Пахнет дымом… День настал,
и по улицам шагают
горнолыжники на старт.

Полюбил я их привычки,
блеск живых и добрых глаз,
и ту дружбу, что превыше
всех о дружбе громких фраз,

и отлив их щек цыганских,
и шершавость смуглых рук,
и ботинок великанских
полнокровный, крупный стук.

Понимаю я их нервность —
плохо в лыжном их дому.
Понимаю я их нежность —
нежность к делу своему,

грубоватую их жесткость,
если кто-то не о том,
и застенчивую женскость
в чем-то очень дорогом.

Вот приходят они с трассы,
в душ, усталые, идут,
и себя, бывает, странно
победители ведут.

Кто-то, хмурый, ходит грузно
ногу парень повредил,
ну и выигравший грустен —
видно, слабо победил…

Это мне понятно, ибо
часто, будто нездоров,
я не выглядел счастливо
после громких вечеров.

Кто-то, ласково подъехав,
мне нашептывал слова,
что еще одна победа…
А победа-то — слаба!

…Ты прости — разговорился.
Не могу не говорить
так, как будто раскурился,
только здесь нельзя курить.

Ты — мое, Бакуриани.
Так случилось уж в судьбе.
Мои грусть и гореванье
растворяются в тебе.

Я люблю тебя за гордость,
словно тайную жену,
за твою высокогорность,
вышину и тишину.

Спит динамовская база.
Чем-то вечным дышит даль.
Кто-то всхрапывает басом —
снится, видимо, медаль.

Выхожу я за ворота.
Я ловлю губами снег.
Что же это за морока —
спать не может человек!

Я на снег летящий дую,
направление даю.
Потихонечку колдую,
дую в сторону твою.

Снег, наверно, полетел бы,
да не может он лететь!
На тебя я поглядел бы,
да не следует глядеть!

Это вроде и обидно,
только что в обиде быть!
Мне не надо быть любимым
мне достаточно любить.

И, любя тебя без краю,
в этом крошечном краю
я тебя благословляю
и за все благодарю.

Неразделенная любовь

Любовь неразделенная страшна,
но тем, кому весь мир лишь биржа, драка,
любовь неразделенная смешна,
как профиль Сирано де Бержерака.
Один мой деловитый соплеменник
сказал жене в театре «Современник»:
«Ну что ты в Сирано своем нашла?
Вот дурень! Я, к примеру, никогда бы
так не страдал из-за какой-то бабы…
Другую бы нашел — и все дела».
В затравленных глазах его жены
забито проглянуло что-то вдовье.
Из мужа перло — аж трещали швы!-
смертельное духовное здоровье.
О, сколько их, таких здоровяков,
страдающих отсутствием страданий.
Для них есть бабы: нет прекрасной дамы.
А разве сам я в чем-то не таков?
Зевая, мы играем, как в картишки,
в засаленные, стертые страстишки,
боясь трагедий, истинных страстей.
Наверное, мы с вами просто трусы,
когда мы подгоняем наши вкусы
под то, что подоступней, попростей.
Не раз шептал мне внутренний подонок
из грязных подсознательных потемок:
«Э, братец, эта — сложный матерьял…»-
и я трусливо ускользал в несложность
и, может быть, великую возможность
любви неразделенной потерял.
Мужчина, разыгравший все умно,
расчетом на взаимность обесчещен.
О, рыцарство печальных Сирано,
ты из мужчин переместилось в женщин.
В любви вы либо рыцарь, либо вы
не любите. Закон есть непреклонный:
в ком дара нет любви неразделенной,
в том нету дара божьего любви.
Дай бог познать страданий благодать,
и трепет безответный, но прекрасный,
и сладость безнадежного ожидать,
и счастье глупой верности несчастной.
И, тянущийся тайно к мятежу
против своей души оледененной,
в полулюбви запутавшись, брожу
с тоскою о любви неразделенной.

Ты спрашивала шепотом

Ты спрашивала шепотом:
«А что потом?
А что потом?»
Постель была расстелена,
и ты была растеряна…
Но вот идешь по городу,
несешь красиво голову,
надменность рыжей челочки,
и каблучки-иголочки.
В твоих глазах —
насмешливость,
и в них приказ —
не смешивать
тебя
с той самой,
бывшею,
любимой
и любившею.
Но это —
дело зряшное.
Ты для меня —
вчерашняя,
с беспомощно забывшейся
той челочкою сбившейся.
И как себя поставишь ты,
и как считать заставишь ты,
что там другая женщина
со мной лежала шепчуще
и спрашивала шепотом:
«А что потом?
А что потом?»

Я разлюбил тебя

Я разлюбил тебя… Банальная развязка.
Банальная, как жизнь, банальная, как смерть.
Я оборву струну жестокого романса,
гитару пополам — к чему ломать комедь!

Лишь не понять щенку — лохматому уродцу,
чего ты так мудришь, чего я так мудрю.
Его впущу к себе — он в дверь твою скребется,
а впустишь ты его — скребется в дверь мою.

Пожалуй, можно так с ума сойти, метаясь…
Сентиментальный пес, ты попросту юнец.
Но не позволю я себе сентиментальность.
Как пытку продолжать — затягивать конец.

Сентиментальным быть не слабость — преступленье,
когда размякнешь вновь, наобещаешь вновь
и пробуешь, кряхтя, поставить представленье
с названием тупым «Спасенная любовь».

Спасать любовь пора уже в самом начале
от пылких «никогда!», от детских «навсегда!».
«Не надо обещать!» — нам поезда кричали,
«Не надо обещать!» — мычали провода.

Надломленность ветвей и неба задымленность
предупреждали нас, зазнавшихся невежд,
что полный оптимизм — есть неосведомленность,
что без больших надежд — надежней для надежд.

Гуманней трезвым быть и трезво взвесить звенья,
допрежь чем их надеть,— таков закон вериг.
Не обещать небес, но дать хотя бы землю.
До гроба не сулить, но дать хотя бы миг.

Гуманней не твердить «люблю…», когда ты любишь.
Как тяжело потом из этих самых уст
услышать звук пустой, вранье, насмешку, грубость,
и ложно полный мир предстанет ложно пуст.

Не надо обещать… Любовь — неисполнимость.
Зачем же под обман вести, как под венец?
Виденье хорошо, пока не испарилось.
Гуманней не любить, когда потом — конец.

Скулит наш бедный пес до умопомраченья,
то лапой в дверь мою, то в дверь твою скребя.
За то, что разлюбил, я не прошу прощенья.
Прости меня за то, что я любил тебя.

Евтушенко Е.А. – стихи о женщине.

Три женщины и две девчонки куцых,
да я.
Летел набитый сеном кузов
среди полей шумящих широко.
И, глядя на мелькание косилок,
коней,
колосьев,
кепок
и косынок,
мы доставали булки из корзинок
и пили молодое молоко.
Из-под колес взметались перепелки,
трещали, оглушая перепонки.
Мир трепыхался, зеленел, галдел.
А я – я слушал, слушал и глядел.
Мальчишки у ручья швыряли камни,
и солнце распалившееся жгло.
Но облака накапливали капли,
ворочались, дышали тяжело.
Все становилось мглистей, молчаливей,
уже в стога народ колхозный лез,
и без оглядки мы влетели в ливень,
и вместе с ним и с молниями – в лес!
Весь кузов перестраивая с толком,
мы разгребали сена вороха
и укрывались.
Не укрылась только
попутчица одна лет сорока.
Она глядела целый день устало,
молчала нелюдимо за едой
и вдруг сейчас приподнялась и встала,
и стала молодою-молодой.
Она сняла с волос платочек белый,
какой-то шалой лихости полна,
и повела плечами и запела,

Всегда найдется женская рука
Евгений Евтушенко

Всегда найдется женская рука,
чтобы она, прохладна и легка,
жалея и немножечко любя,
как брата, успокоила тебя.

Всегда найдется женское плечо,
чтобы в него дышал ты горячо,
припав к нему беспутной головой,
ему доверив сон мятежный свой.

Всегда найдутся женские глаза,
чтобы они, всю боль твою глуша,
а если и не всю, то часть ее,
увидели страдание твое.

Но есть такая женская рука,
которая особенно сладка,
когда она измученного лба
касается, как вечность и судьба.

Но есть такое женское плечо,
которое неведомо за что
не на ночь, а навек тебе дано,
и это понял ты давным-давно.

Но есть такие женские глаза,
которые глядят всегда грустя,
и это до последних твоих дней
глаза любви и совести твоей.

А ты живешь себе же вопреки,
и мало тебе только той руки,
того плеча и тех печальных глаз.
Ты предавал их в жизни столько раз!

И вот оно – возмездье – настает.
“Предатель!”- дождь тебя наотмашь бьет.
“Предатель!”- ветки хлещут по лицу.
“Предатель!”- эхо слышится в лесу.

Ты мечешься, ты мучишься, грустишь.
Ты сам себе все это не простишь.
И только та прозрачная рука
простит, хотя обида и тяжка,

и только то усталое плечо
простит сейчас, да и простит еще,
и только те печальные глаза
простят все то, чего прощать нельзя.

Из воды выходила женщина
Евгений Евтушенко

Из воды выходила женщина,
удивленно глазами кося.
Выходила свободно, торжественно,
молодая и сильная вся.

Я глядел на летящие линии.
Рядом громко играли в «козла»,
но тяжелая белая лилия
из волос ее черных росла.

Шум и смех пораженной компанийки:
«Ишь ты, лилия — чудеса!» —
а на синем ее купальнике
бились алые паруса.

Будет много святого и вещего,
много радости и беды,
но увижу я эту женщину,
выходящую из воды.

Женщина особенное море
Евгений Евтушенко

Женщина всегда чуть-чуть как море,
Море в чем-то женщина чуть-чуть
Ходят волны где-нибудь в каморке
спрятанные в худенькую грудь.
Это волны чувств или предчувствий.
Будто то надо бездной роковой,
завитки причёсочки причудной
чайками кричат над головой.
Женщина от пошлых пятен жирных
штормом очищается сама,
и под кожей в беззащитных жилках
закипают с грохотом шторма.
Там, на дне у памяти, сокрыты
столькие обломки – хоть кричи,
а надежды – радужные рыбы —
снова попадают на крючки.
Женщина, как море, так взывает,
но мужчины, словно корабли,
только сверху душу задевают —
глубиной они пренебрегли.
Женщина, как море, небо молит,
если штиль, послать хоть что-нибудь.
Женщина – особенное море,
то, что в море может утонуть.

Мужчины женщинам не отдаются
Евгений Евтушенко

Мужчины женщинам не отдаются
а их, как водку, судорожно пьют,
и если, прости Господи, упьются,
то под руку горячую их бъют.
Мужская нежность выглядит как слабость?
Отдаться – как по-рабски шею гнуть?
Играя в силу, любят хапать, лапать,
грабастать даже душу, словно грудь.
Успел и я за жизнь поистаскаться,
но я, наверно, женщинам сестра,
и так люблю к ним просто приласкаться,
и гладить их во сне или со сна.
Во всех грехах я ласковостью каюсь,
а женщинам грехи со мной сойдут,
и мои пальцы, нежно спотыкаясь,
по позвонкам и родинкам бредут.
Поднимут меня женщины из мёртвых,
на свете никому не изменя,
когда в лицо моё бесстрашно смотрят
и просят чуда жизни изменя.
Спасён я ими, когда было туго,
и бережно привык не без причин
выслушивать, как тайная подруга,
их горькие обиды на мужчин.
Мужчин, чтобы других мужчин мочили,
не сотворили ни Господь, ни Русь.
Как женщина, сокрытая в мужчине,
я женщине любимой отдаюсь.

Женщины, вы все, конечно, слабые!
Вы уж по природе таковы.
Ваши позолоченные статуи
со снопами пышными — не вы.
И когда я вижу вас над рельсами
с ломами тяжелыми в руках,
в сердце моем боль звенит надтреснуто:
‘Как же это вам под силу, как?’
А девчонки с ломами веселые:
‘Ишь жалетель! Гляньте-ка каков!’
И глаза синющие высовывают,
шалые глаза из-под платков.
Женщин в геологию нашествие.
Что вы, право, тянетесь туда?
Это дело наше, а не женское.
Для мужчин, а не для вас тайга.
Вы идете, губы чуть прикусывая,
не боясь загара и морщин,
и от ветки кедровой прикуривая,
шуткой ободряете мужчин.
Вы, хозяйки нервные домашние,
Так порой на все ворчите зло
Над супами, над бельем дымящимся.…
Как в тайге, на кухне тяжело.
Но помимо этой горькой нервности
слезы вызывающей подчас,
сколько в вас возвышенности, нежности,
сколько героического в вас!
Я не верю в слабость вашу, жертвенность,
от рожденья вы не таковы.
Женственней намного ваша женственность
от того что мужественны вы.
Я люблю вас нежно и жалеюще,
но на вас завидуя смотрю,
Лучшие мужчины — это женщины.
Это вам я точно говорю.

Великие женщины великого поэта: кого любил Евгений Евтушенко

Белла Ахмадулина

У любви рок-звезд советской литературы было поэтическое начало. «Голову уронив на рычаг, крепко спит телефонная трубка. » – эти Ахмадулинские строчки в журнале «Октябрь» поразили воображение Евтушенко . Поэт немедленно позвонил редактору Евгению Винокурову : «Кто эта Ахмадулина ?» – и вскоре явился в литературный кружок при ЗИЛе , где 18-летняя Белла Ахатовна читала свои стихи. Картинка совпала с «журнальным» впечатлением: «На самом деле равных соперниц, во всяком случае – молодых, у нее не было ни в поэзии, ни в красоте», – вспоминал потом Евгений Александрович. Однако им не суждено было стать Филемоном и Бавкидой русской литературы: союз продлился всего три года. Ахмадулина поняла, что ждет ребенка. Но молодой супруг и слышать не хотел об отцовстве. Юная жена сделала аборт, а отношения распались.

Позже поэт раскаялся в своем легкомыслии: «Я не понимал тогда, что если мужчина заставляет любимую женщину убивать их общее дитя в ее чреве, то он убивает ее любовь к себе. Потом я долго мучился, думая, что из-за моей юной глупой жестокости она потеряла возможность иметь детей – так нам сказали врачи. Но через несколько лет, узнав, что она все-таки родила дочь, я возблагодарил Бога. »

Галина Луконина-Сокол

Эта любовь выросла из 12-летней дружбы. Галина Семеновна была замужем за другом Евтушенко, Михаилом Лукониным . Евгений Александрович признавался, что «ни разу не перешагнул черты, пока их брак с Мишей и мой брак с Беллой не начали разваливаться. ». Потом он признавался, что испытывал перед Лукониным чувство вины, хотя поэты продолжали дружить.

Галина Семеновна не могла иметь детей, и в 1968 году пара усыновила мальчика Петю (В 2015 году приемный сын поэта Петр, ставший художником, умер в Москве ). Родительство не уберегло семью от распада.

Галина была мощной личностью, «кремень», как пишут современники. Иногда она критиковала мужа, упрекала в недостатке характера: «Я хорошо шью, и мы как-нибудь проживем на это. Зачем ты идешь иногда на поправки и портишь стихи! Всё равно всё лучшее прорвется..». Поэт ощущал себя немножко под прессингом. «Я еще любил ее, но уже старался влюбиться в кого-нибудь, именно старался…», – вспоминал Евтушенко об истории разрыва со второй женой. Когда он ушел от нее, она попыталась покончить с собой, перерезав вены . Но удержать любимого человека не удалось.

Джан Батлер

Летом 1974 года третьей избранницей становится ирландка Джан Батлер, переводчица в издательстве «Прогресс». В интервью Евгений Александрович рассказывал, как она остроумно покорила его. Поэт увидел яркую рыжеволосую девушку в ресторане, спросил: «Вы американка?». И получил бойкий ответ, что Англия пока ещё не входит в число североамериканских Соединённых Штатов. В этом браке родились двое мальчиков – Александр и Антон. Отношения стали охладевать после рождения второго, тяжелобольного сына. Понятно, что жена, обремененная двумя детьми, не могла сопровождать в бесконечных творческих командировках. Конечно, у нее была обида на мужа, Сам Евгений Александрович вспоминал этот развод как довольно спокойный. Отношения продлились 12 лет.

Евгений Евтушенко с женой Джан Батлер. 1979 год

Мария Евтушенко (Новикова)

Летом 1986 года в Петрозаводске поэт встретил свою четвертую музу, выпускницу медучилища. Мария попросила у мэтра автограф для мамы. А уже 31 декабря влюбленные поженились. Впоследствии поэт посвятил своей молодой жене строки: Последняя попытка стать счастливым,

Как будто призрак мой перед обрывом

И хочет прыгнуть ото всех обид

Туда, где я давным-давно разбит.

Несмотря на 30-летнюю разницу в возрасте, «попытка стать счастливым» получилась совсем не призрачная и не трагическая. Супруги 30 лет прожили в любви и согласии – до самой кончины поэта, подарив друг другу сыновей Евгения и Дмитрия.

Летом 1986 года в Петрозаводске поэт встретил свою четвертую музу. Фото Семен Майстерман/ТАСС

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ

Мария Евтушенко: Сыновья Евгения Александровича в папиных ярких рубашках читали его стихи

В американском городе Талса , где жил и работал Евгений Евтушенко и где он скончался в первый день апреля, прошла церемония прощания с великим поэтом. (После этого гроб с его телом будет отправлен на Родину – в Россию .) О подробностях по телефону нам рассказала Мария Евтушенко. (подробности)

ПАМЯТЬ

Евгений Евтушенко: рок-звезда советской поэзии

Поэты Серебряного века, перешагнувшие в сталинскую пору, были приговорены судьбой к страданию; Евтушенко, один из символов хрущевской оттепели, был приговорен к безоговорочному огромному успеху. В 60-е он был одним из самых знаменитых людей не только в СССР , но и во всем мире: едва разменяв четвертый десяток, стал живой легендой. Его воспоминания похожи были на рассказы барона Мюнхгаузена , с той разницей, что все, в них описанное – правда (подробности)

Стихи Евгения Евтушенко о женщине

Евгений Александрович Евтушенко

Тема любви одна из главных в творчестве Евгения Александровича Евтушенко. В своих первых стихах о любви он проявляет робость и неуверенность в себе. Чувство еще неясно, оно все время наводит на мысли, что оно ненастоящее («Ты большая в любви…»). И в тоже время обожание настолько глубоко и трепетно, что отношение к любимой носит очень сентиментальный характер («Не понимать друг друга страшно»). И тут же находится место и для первой любовной драмы — переживания от «разобщенности близких душ». Подобное состояние великолепно отражено в стихотворении «Со мною вот что происходит…».
Со временем любовная тема становится все более драматичной. Лирический герой чувствует потребность избавиться от оков житейской драмы, он стремится спрятаться от всех треволнений этого суетного мира. А жизнь продолжает взваливать на плечи нелегкую ношу любви. Образ любимой становится все более сложным («Ты начисто притворства лишена…»).
Пожалуй, одним из лучших любовных произведений Евгения Александровича является «Заклинание». В этом стихотворении чувство выражено очень достойно, благородно. Этот образ великолепно переплетается с напевной мелодичностью стиха, а также кольцевой рифмой. С каждой строчкой лирическое напряжение лишь нарастает, а напоследок взрывается последним вздохом кульминации.

Молю тебя — в тишайшей тишине,
Или под дождь, шумящий в вышине,
Или под снег, мерцающий в окне,
Уже во сне и все же не во сне —
Весенней ночью думай обо мне,
И летней ночью думай обо мне,
Осенней ночью думай обо мне
И зимней ночью думай обо мне.

Лирическому герою требуется успокоение. Он ищет, где бы укрыться от жизненных неурядиц и находит спасение в спокойной женской любви («Всегда найдется женская рука…»). Он вступает в диалог с самим собой и это может напомнить читателю разговор с музой, объяснение в любви. Все это звучит искренне, без пафоса и театральных эффектов.

В цикле любовных стихотворений Евтушенко есть место и жесткости:
Я разлюбил тебя. Банальная развязка.
Банальная, как жизнь, банальная, как смерть.
Я оборву струну жестокого романса,
гитару пополам — к чему ломать комедь!

Герою уже не присуща жалость ни к себе, ни к былой возлюбленной. Он лишь опасается, что вновь нужно будет спасать тонущую любовную лодку. Все стихи Евтушенко, посвященные любовной тематике, обращены к любимой. Именно на пути к ней поэт находит ответы на многие вопросы, касающиеся его внутреннего мира, общего смысла жизни, поиска счастья. В каждом его стихотворении чувствуется обращение. Евтушенко не пренебрегает общением с читателем, пытаясь установить с ним духовную связь. Любовная лирика поэта пользовалась огромным успехом не только на родине, но и в США, Италии и Англии.

Всегда найдется женская рука,
чтобы она, прохладна и легка,
жалея и немножечко любя,
как брата, успокоила тебя.
Всегда найдется женское плечо,
чтобы в него дышал ты горячо,
припав к нему беспутной головой,
ему доверив сон мятежный свой.
Всегда найдутся женские глаза,
чтобы они, всю боль твою глуша,
а если и не всю, то часть ее,
увидели страдание твое.
Но есть такая женская рука,
которая особенно сладка,
когда она измученного лба
касается, как вечность и судьба.
Но есть такое женское плечо,
которое неведомо за что
не на ночь, а навек тебе дано,
и это понял ты давным-давно.
Но есть такие женские глаза,
которые глядят всегда грустя,
и это до последних твоих дней
глаза любви и совести твоей.
А ты живешь себе же вопреки,
и мало тебе только той руки,
того плеча и тех печальных глаз.
Ты предавал их в жизни столько раз!
И вот оно – возмездье – настает.
“Предатель!”- дождь тебя наотмашь бьет.
“Предатель!”- ветки хлещут по лицу.
“Предатель!”- эхо слышится в лесу.
Ты мечешься, ты мучишься, грустишь.
Ты сам себе все это не простишь.
И только та прозрачная рука
простит, хотя обида и тяжка,
и только то усталое плечо
простит сейчас, да и простит еще,
и только те печальные глаза
простят все то, чего прощать нельзя.
1961

Когда взошло твое лицо
над жизнью скомканной моею,
вначале понял я лишь то,
как скудно все, что я имею.
Но рощи, реки и моря
оно особо осветило
и в краски мира посвятило
непосвященного меня.
Я так боюсь, я так боюсь
конца нежданного восхода,
конца открытий, слез, восторга,
но с этим страхом не борюсь.
Я помню – этот страх
и есть любовь. Его лелею,
хотя лелеять не умею,
своей любви небрежный страж.
Я страхом этим взят в кольцо.
Мгновенья эти – знаю – кратки,
и для меня исчезнут краски,
когда зайдет твое лицо.
1960

Соленые брызги блестят на заборе.
Калитка уже на запоре.
И море,
дымясь, и вздымаясь, и дамбы долбя,
соленое солнце всосало в себя.
Любимая, спи.
Мою душу не мучай,
Уже засыпают и горы, и степь,
И пес наш хромучий,
лохмато-дремучий,
Ложится и лижет соленую цепь.
И море – всем топотом,
и ветви – всем ропотом,
И всем своим опытом –
пес на цепи,
а я тебе – шёпотом,
потом – полушёпотом,
Потом – уже молча:
“Любимая, спи. ”
Любимая, спи.
Позабудь, что мы в ссоре.
Представь:
просыпаемся.
Свежесть во всем.
Мы в сене.
Мы сони.
И дышит мацони
откуда-то снизу,
из погреба,-
в сон.
О, как мне заставить
все это представить
тебя, недоверу?
Любимая, спи.
Во сне улыбайся.
(все слезы отставить!),
цветы собирай
и гадай, где поставить,
и множество платьев красивых купи.
Бормочется?
Видно, устала ворочаться?
Ты в сон завернись
и окутайся им.
Во сне можно делать все то,
что захочется,
все то,
что бормочется,
если не спим.
Не спать безрассудно,
и даже подсудно,-
ведь все,
что подспудно,
кричит в глубине.
Глазам твоим трудно.
В них так многолюдно.
Под веками легче им будет во сне.
Любимая, спи.
Что причина бессоницы?
Ревущее море?
Деревьев мольба?
Дурные предчувствия?
Чья-то бессовестность?
А может, не чья-то,
а просто моя?
Любимая, спи.
Ничего не попишешь,
но знай,
что невинен я в этой вине.
Прости меня – слышишь?-
люби меня –
слышишь?-
хотя бы во сне,
хотя бы во сне!
Любимая, спи.
Мы – на шаре земном,
свирепо летящем,
грозящем взорваться,-
и надо обняться,
чтоб вниз не сорваться,
а если сорваться –
сорваться вдвоем.
Любимая, спи.
Ты обид не копи.
Пусть соники тихо в глаза заселяются,
Так тяжко на шаре земном засыпается,
и все-таки –
слышишь, любимая?-
спи.
И море – всем топотом,
и ветви – всем ропотом,
И всем своим опытом –
пес на цепи,
а я тебе – шёпотом,
потом – полушёпотом,
Потом – уже молча:
“Любимая, спи. “
1964

Не исчезай. Исчезнув из меня,
развоплотясь, ты из себя исчезнешь,
себе самой навеки изменя,
и это будет низшая нечестность.
Не исчезай. Исчезнуть — так легко.
Воскреснуть друг для друга невозможно.
Смерть втягивает слишком глубоко.
Стать мертвым хоть на миг — неосторожно.
Не исчезай. Забудь про третью тень.
В любви есть только двое. Третьих нету.
Чисты мы будем оба в Судный день,
когда нас трубы призовут к ответу.
Не исчезай. Мы искупили грех.
Мы оба неподсудны, невозбранны.
Достойны мы с тобой прощенья тех,
кому невольно причинили раны.
Не исчезай. Исчезнуть можно вмиг,
но как нам после встретиться в столетьях?
Возможен ли на свете твой двойник
и мой двойник? Лишь только в наших детях.
Не исчезай. Дай мне свою ладонь.
На ней написан я — я в это верю.
Тем и страшна последняя любовь,
что это не любовь, а страх потери/.
1977

Ты большая в любви.
Ты смелая.
Я – робею на каждом шагу.
Я плохого тебе не сделаю,
а хорошее вряд ли смогу.
Все мне кажется,
будто бы по лесу
без тропинки ведешь меня ты.
Мы в дремучих цветах до пояса.
Не пойму я –
что за цветы.
Не годятся все прежние навыки.
Я не знаю,
что делать и как.
Ты устала.
Ты просишься на руки.
Ты уже у меня на руках.
“Видишь,
небо какое синее?
Слышишь,
птицы какие в лесу?
Ну так что же ты?
Ну?
Неси меня!
А куда я тебя понесу.
1953

То ли все поцелуи проснулись,
горя на губах,
то ли машут дворы
рукавами плакучих рубах,
упреждая меня
белой ночью, дразняще нагой,
от любви дорогой
не ходить за любовью другой.
То ли слишком темно на душе,
а на улице слишком светло,
то ли белая ночь,
то ли ангельское крыло.
Страшно жить без любви,
но страшнее, когда две любви
вдруг столкнуться, как будто в тумане
ночном корабли.
Две любви –
то ли это в подарок с опасным
избытком дано,
то ли это беда
прыгнет молнией ночью в окно,
рассекая кровать
раскаленным клинком пополам,
драгоценные некогда письма
сжигая, как хлам.
Две любви –
то ли это любовь, то ли это война.
Две любви невозможны.
Убийцею станет одна.
Две любви, как два камня,
скорее утянут на дно.
Я боюсь полюбить,
потому что люблю, и давно.
1954

Не надо.
Всё призрачно –
и тёмных окон матовость,
и алый снег за стоп-сигналами машин.
Не надо.
Всё призрачно,
как сквер туманный мартовский,
где нет ни женщин, ни мужчин –
лишь тени женщин и мужчин.
Не надо.
Стою у дерева,
молчу и не обманываю,
гляжу, как сдвоенные светят фонари,
и тихо трогаю рукой,
но не обламываю vсосульку тоненькую с веточкой внутри.
Не надо.
Пусть в бултыхающемся заспанном трамваишке
с Москвой, качающейся мертвенно в окне,
ты, подперев щеку рукою в детской варежке,
со злостью женской вспоминаешь обо мне.
Не надо.
Ты станешь женщиной,
усталой, умной женщиной,
по слову доброму и ласке голодна,
и будет март,
и будет мальчик, что-то шепчущий,
и будет горестно кружиться голова.
Не надо.
Пусть это стоит, как и мне, недёшево,
с ним не ходи вдвоём по мартовскому льду,
ему на плечи свои руки ненадёжные
ты не клади,
как я сегодня не кладу.
Не надо.
Не верь, как я не верю,
призрачному городу,
не то, очнувшись, ужаснёшся пустырю.
Скажи: “Не надо!”,
опустивши низко голову,
как я тебе сейчас
“Не надо. ”
говорю.
1960

Ты спрашивала шепотом:
“А что потом?
А что потом?”
Постель была расстелена,
и ты была растеряна.
Но вот идешь по городу,
несешь красиво голову,
надменность рыжей челочки,
и каблучки-иголочки.
В твоих глазах –
насмешливость,
и в них приказ –
не смешивать
тебя с той самой,
бывшею,
любимой
и любившею.
Но это –
дело зряшное.
Ты для меня –
вчерашняя,
с беспомощно забывшейся
той челочкою сбившейся.
И как себя поставишь ты,
и как считать заставишь ты,
что там другая женщина
со мной лежала шепчуще
и спрашивала шепотом:
“А что потом?
А что потом?”

Много слов говорил умудренных,
много гладил тебя по плечу,
а ты плакала, словно ребенок,
что тебя полюбить не хочу.
И рванулась ты к ливню и к ветру,
как остаться тебя ни просил.
Черный зонт то тянул тебя кверху,
то, захлопавши, вбок относил.
И как будто оно опустело,
погруженное в забытье,
это детское тонкое тело,
это хрупкое тело твое.
И кричали вокруг водостоки,
словно криком кричал белый свет:
“Мы жестоки, жестоки, жестоки,
и за это пощады нам нет”.
Все жестоко – и крыши, и стены,
и над городом неспроста
телевизорные антенны,
как распятия без Христа.
1957

Весенней ночью думай обо мне
и летней ночью думай обо мне,
осенней ночью думай обо мне
и зимней ночью думай обо мне.
Пусть я не там с тобой, а где-то вне,
такой далекий, как в другой стране,—
на длинной и прохладной простыне
покойся, словно в море на спине,
отдавшись мягкой медленной волне,
со мной, как с морем, вся наедине.
Я не хочу, чтоб думала ты днем.
Пусть день перевернет все кверху дном,
окурит дымом и зальет вином,
заставит думать о совсем ином.
О чем захочешь, можешь думать днем,
а ночью — только обо мне одном.
Услышь сквозь паровозные свистки,
сквозь ветер, тучи рвущий на куски,
как надо мне, попавшему в тиски,
чтоб в комнате, где стены так узки,
ты жмурилась от счастья и тоски,
до боли сжав ладонями виски.
Молю тебя — в тишайшей тишине,
или под дождь, шумящий в вышине,
или под снег, мерцающий в окне,
уже во сне и все же не во сне —
весенней ночью думай обо мне
и летней ночью думай обо мне,
осенней ночью думай обо мне
и зимней ночью думай обо мне.
1960

Евтушенко стихи о женщине

Какие стихи вы предпочитаете?

Стихи – Выходила женщина из моря

Выходила Женщина из моря –
Олицетворенье красоты.
Красотою некому с ней спорить,
Если нет подобной высоты!

Море её волнами ласкает,
Словно мать ладонями дитя.
Её тело от воды сверкает,
Брызги во все стороны летят!

Ей природа дала без изъяна
Всё, чтобы стать символом любви.
Только жизнь её полна обмана,
В нём приходится любовь ловить.

И тогда, без всякого сомненья,
С очень давних, Библейских времён,
Символом греха и вожделенья
До сих пор мы женщину зовём!

Стихи – Ты посмотри как женщина танцует

Ты посмотри, как женщина танцует,
Играет кровь в ней, как вино!
Её мужчины взглядами целуют
И раздевают заодно!

А ей плевать, о чём о ней судачат –
Она справляет Рождество.
И в этом мире танца и чудачеств
Она сама как Божество!

Смотри, как всех мужчин она волнует,
За все обиды платит им сполна.
И дай нам Бог, что женщина танцует,
И не дай Бог, чтоб плакала она!

Стихи – Я женщина

Я сама разрушила свой мир.
Я сама своими же руками
Создала иллюзию любви
И сама её я съела с потрохами.

Съела и не подавилась же?
Смешно!Глупая.но это не реально
Ведь.разрушив.просто не возможно
Счастье воссоздать из груды хлама!

Счастье и любовь ведь.как хрусталь
Если в дребезги.то и не склеить
Только в переплавку и в огонь
Чтобы новая любовь родилась!

Чтобы чувство новое искрилось.
Нужно потрудиться и прожить.
Чтобы счастье новое случилось.
Надо заново родиться и забыть.

Стихи – Чужая женщина

Чужая женщина, а как она близка,
Как откровенно счастлива любовью,
Как опостылела ей женская тоска,
Схватившая за сердце мёртвой болью!

Поставьте рядом, для сравненья, ваших жён,
Пресыщенных вниманием и лаской.
Как часто у них муж унижен и смешон,
А чувства скрыты под холодной маской!

Извечною была проблема для мужчин –
Кого избрать из полюсов контраста.
Как обойти потом все следствия причин
И не сгореть в пучине новой страсти.

Мужским началом жизнь всегда окружена,
В ней.

Стихи – Тост за женщин

Как нелегко, едва сомкнувши веки,
Опять вставать, кормить и провожать.
Хоть хорошо, что в двадцать первом веке
Не надо в поле рожь серпами жать!

Всех проводив, не отдохнув ни сколько,
Себя в порядок надо привести,
А времени всего осталось только,
Чтоб на лицо хоть что-то нанести!

И вот пошла – сначала на работу,
Потом продуктов надо закупить,
Встречать детей, домашние заботы,
Да ещё мужа на ночь усыпить!

Но есть любовь – она даёт ей силы,
А красоты не надо занимать.
Ни разу.

Стихи – Весна и Женщина

Весна и Женщина неразделимы,
Влекут к себе их таинства души,
И не спасут ни возраст, ни седины,
Когда Весна уже к тебе спешит.

Как много в этом дивном единенье:
Весна разбудит и не даст уснуть,
И тают все невзгоды и сомненья,
Когда приносит Женщина Весну!

Живительною силой одаримы
Они ткут жизни кружева в тиши.
И в этом они так неповторимы,
Что даже их ошибки хороши!

Стихи – О Женщина

О, Женщина! Ты соткана с цветов,
Твой взгляд пленителен и нежен.
Ты “чаровница” самых сладких снов,
Порыв души твоей безбрежен.

В тебе душистый аромат весенних трав,
Что сладкой негой наполняет
чувственность рассвета.
С такой любовью Бог тебе создал!
Ты пробуждение Весны и тайна Лета.

Твое богатство – сердце и душа,
Оно нежнее паутинки.
Давайте сбережем мы
ценность эту, Господа!
Пусть не роняют наши дамы
горькие слезинки.

Стихи Евгения Евтушенко о женщине

Евгений Евтушенко. Идут белые снеги.
Москва, “Художественная Литература”, 1969.

КОГДА УБИЛИ ЛОРКУ Евгений Евтушенко. Идут белые снеги.
Москва, “Художественная Литература”, 1969.

Вечер лирики.
Москва: Искусство, 1965.

Евгений Евтушенко. Мое самое-самое.
Москва, Изд-во АО “ХГС” 1995.

Примечания
1. См. раздел Л.Мартынова на этом сайте. Обратно

Евгений Евтушенко. Мое самое-самое.
Москва, Изд-во АО “ХГС” 1995.

НЕРАЗДЕЛЕННАЯ ЛЮБОВЬ Русская советская поэзия 50-70х годов.
Хрестоматия. Составитель И.И.Розанов.
Минск: Вышэйшая школа, 1982.

КИОСК ЗВУКОЗАПИСИ Евгений Евтушенко. Мое самое-самое.
Москва, Изд-во АО “ХГС” 1995.

ЛЮБИМАЯ, СПИ! 1964

Евгений Евтушенко. Мое самое-самое.
Москва, Изд-во АО “ХГС” 1995.

Примечания
1. См. раздел Б.Ахмадулиной на этом сайте. Обратно

Русская и советская поэзия
для студентов-иностранцев.
А.К.Демидова, И.А. Рудакова.
Москва, изд-во “Высшая школа”, 1969.

* * * Русская и советская поэзия
для студентов-иностранцев.
А.К.Демидова, И.А. Рудакова.
Москва, изд-во “Высшая школа”, 1969.

* * * Евгений Евтушенко. Мое самое-самое.
Москва, Изд-во АО “ХГС” 1995.

Евгений Евтушенко. Мое самое-самое.
Москва, Изд-во АО “ХГС” 1995.

Строфы века. Антология русской поэзии.
Сост. Е.Евтушенко.
Минск, Москва: Полифакт, 1995.

Евгений Евтушенко. Стихотворения.
Серия `Самые мои стихи`.
Москва: Слово, 1999.

Евгений Евтушенко. Мое самое-самое.
Москва, Изд-во АО “ХГС” 1995.

Евгений Евтушенко.
Ростов-на-Дону: Феникс, 1996.

Евгений Евтушенко. Мое самое-самое.
Москва, Изд-во АО “ХГС” 1995.

СТАРЫЙ ДРУГ 1973

Евгений Евтушенко. Медленная любовь.
Домашняя библиотека поэзии.
Москва: Эксмо-пресс, Яуза, 1998.

МОЛИТВА ПЕРЕД ПОЭМОЙ 1964

Русская советская поэзия.
Под ред. Л.П.Кременцова.
Ленинград: Просвещение, 1988.

Евгений Евтушенко.
Ростов-на-Дону: Феникс, 1996.

Евгений Евтушенко. Мое самое-самое.
Москва, Изд-во АО “ХГС” 1995.

Евгений Евтушенко.
Ростов-на-Дону: Феникс, 1996.

Евгений Евтушенко. Мое самое-самое.
Москва, Изд-во АО “ХГС” 1995.

ТРЕТИЙ СНЕГ 1953

Примечания
1. яЛ. ПЮГДЕК я.ыХОЮВЕБЮ МЮ ЩРНЛ ЯЮИРЕ. Обратно

Евгений Евтушенко. Мое самое-самое.
Москва, Изд-во АО “ХГС” 1995.

Примечания
1. См. раздел А.Межирова на этом сайте. Обратно

Евгений Евтушенко. Мое самое-самое.
Москва, Изд-во АО “ХГС” 1995.

НА ВЕЛОСИПЕДЕ 1955

Евгений Евтушенко. Мое самое-самое.
Москва, Изд-во АО “ХГС” 1995.

Примечания
1. См. раздел В.Бокова на этом сайте. Обратно

Евгений Евтушенко. Мое самое-самое.
Москва, Изд-во АО “ХГС” 1995.

ПАТРИАРШИЕ ПРУДЫ 1957

Евгений Евтушенко. Мое самое-самое.
Москва, Изд-во АО “ХГС” 1995.

Строфы века. Антология русской поэзии.
Сост. Е.Евтушенко.
Минск, Москва: Полифакт, 1995.

ДВА ГОРОДА 1964

Строфы века. Антология русской поэзии.
Сост. Е.Евтушенко.
Минск, Москва: Полифакт, 1995.

КАРЛИКОВЫЕ БЕРЕЗЫ 1966

Строфы века. Антология русской поэзии.
Сост. Е.Евтушенко.
Минск, Москва: Полифакт, 1995.

ГРАЖДАНЕ, ПОСЛУШАЙТЕ МЕНЯ. 1963

Строфы века. Антология русской поэзии.
Сост. Е.Евтушенко.
Минск, Москва: Полифакт, 1995.

КАЗНЬ СТЕНЬКИ РАЗИНА 1964

Строфы века. Антология русской поэзии.
Сост. Е.Евтушенко.
Минск, Москва: Полифакт, 1995.

ПОСЛЕДНЯЯ ПОПЫТКА 1986, Петрозаводск

Строфы века. Антология русской поэзии.
Сост. Е.Евтушенко.
Минск, Москва: Полифакт, 1995.

Евгений Евтушенко.
Ростов-на-Дону: Феникс, 1996.

ПОТЕРЯ 13 марта 1991

Евгений Евтушенко.
Ростов-на-Дону: Феникс, 1996.

НЕТ ЛЕТ 18 июля 1992, станция Зима

Евгений Евтушенко.
Ростов-на-Дону: Феникс, 1996.

ОЛЬХОВАЯ СЕРЕЖКА 1975

Евгений Евтушенко. Мое самое-самое.
Москва, Изд-во АО “ХГС” 1995.

Евгений Евтушенко.
Ростов-на-Дону: Феникс, 1996.

БАЛЛАДА О ШЕФЕ ЖАНДАРМОВ И О СТИХОТВОРЕНИИ ЛЕРМОНТОВА «НА СМЕРТЬ ПОЭТА» Примечания
1. См. стихотворение «На смерть Поэта» Лермонтова на этом сайте. Обратно

Евгений Евтушенко. Стихи.
Россия – Родина моя. Библиотечка русской
советской поэзии в пятидесяти книжках.
Москва: Художественная литература, 1967.

ЯРМАРКА В СИМБИРСКЕ 1964

* * * Евгений Евтушенко. Стихи.
Россия – Родина моя. Библиотечка русской
советской поэзии в пятидесяти книжках.
Москва: Художественная литература, 1967.

ПАРТИЗАНСКИЕ МОГИЛЫ 1957

ЛУЧШИМ ИЗ ПОКОЛЕНИЯ 1957

В МАГАЗИНЕ 1956

Евг. Евтушенко. Взмах руки. Стихи.
Москва: Молодая гвардия, 1962.

МОНОЛОГ ИЗ ДРАМЫ «ВАН-ГОГ» 1957

Евг. Евтушенко. Взмах руки. Стихи.
Москва: Молодая гвардия, 1962.

ПОСЛЕДНИЙ МАМОНТ 1956

Евг. Евтушенко. Взмах руки. Стихи.
Москва: Молодая гвардия, 1962.

МОЕЙ СОБАКЕ 1958

Евг. Евтушенко. Взмах руки. Стихи.
Москва: Молодая гвардия, 1962.

ЧЕЛОВЕКА УБИЛИ 1957

Евг. Евтушенко. Взмах руки. Стихи.
Москва: Молодая гвардия, 1962.

УХОДЯТ МАТЕРИ 1960

Евг. Евтушенко. Взмах руки. Стихи.
Москва: Молодая гвардия, 1962.

НЕ ИСЧЕЗАЙ 1977

Евгений Евтушенко.
Ростов-на-Дону: Феникс, 1996.

ЛИШНЕЕ ЧУДО 1965

Евгений Евтушенко.
Ростов-на-Дону: Феникс, 1996.

ПАМЯТИ ЕСЕНИНА 1965

Примечания
См. раздел С.Есенина на этом сайте.

Евгений Евтушенко.
Ростов-на-Дону: Феникс, 1996.

ПРОЦЕССИЯ С МАДОННОЙ 1965

Евгений Евтушенко.
Ростов-на-Дону: Феникс, 1996.

Примечания
1. См. раздел А.Блока на этом сайте. Обратно

Евгений Евтушенко.
Ростов-на-Дону: Феникс, 1996.

Евгений Евтушенко. Медленная любовь.
Домашняя библиотека поэзии.
Москва: Эксмо-пресс, Яуза, 1998.

Евгений Евтушенко. Мое самое-самое.
Москва, Изд-во АО “ХГС” 1995.

ВАЛЬС НА ПАЛУБЕ 1957

Евгений Евтушенко. Мое самое-самое.
Москва, Изд-во АО “ХГС” 1995.

В ЦЕКРВИ КОШУЭТЫ 1958

Примечания
Роспись церкви Кошуэты начата была Ладо Гудиашвили по заказу духовенства; осталась незаконченной из-за протеста заказчиков, возмущенных его манерой изображения святых. Примеч. автора. .

Евгений Евтушенко. Мое самое-самое.
Москва, Изд-во АО “ХГС” 1995.

Я ХОТЕЛ БЫ. 1972

Евгений Евтушенко. Медленная любовь.
Домашняя библиотека поэзии.
Москва: Эксмо-пресс, Яуза, 1998.

БЕЛЫЕ НОЧИ В АРХАНГЕЛЬСКЕ 1964

Евгений Евтушенко. Мое самое-самое.
Москва, Изд-во АО “ХГС” 1995.

СМЕЯЛИСЬ ЛЮДИ ЗА СТЕНОЙ 1963

Евгений Евтушенко. Мое самое-самое.
Москва, Изд-во АО “ХГС” 1995.

ДОЛГИЕ КРИКИ 1963

Евгений Евтушенко. Мое самое-самое.
Москва, Изд-во АО “ХГС” 1995.

КОГДА МУЖЧИНЕ СОРОК ЛЕТ 1972

Евгений Евтушенко. Мое самое-самое.
Москва, Изд-во АО “ХГС” 1995.

Примечания
1. См. раздел А. Вознесенского на этом сайте. Обратно

Советская поэзия. В 2-х томах.
Библиотека всемирной литературы. Серия третья.
Редакторы А.Краковская, Ю.Розенблюм.
Москва: Художественная литература, 1977.

Евгений Евтушенко. Мое самое-самое.
Москва, Изд-во АО “ХГС” 1995.

МУКИ СОВЕСТИ 1966

Примечания
1. См. раздел А.Пушкина на этом сайте. Обратно

Евгений Евтушенко.
Ростов-на-Дону: Феникс, 1996.

ПИСЬМО В ПАРИЖ 1965

Евгений Евтушенко.
Ростов-на-Дону: Феникс, 1996.

У РИМСКОЙ ЗАБЫТОЙ ДОРОГИ 1967, Дамаск

Евгений Евтушенко.
Ростов-на-Дону: Феникс, 1996.

ЛЮБОВЬ ПО-ПОРТУГАЛЬСКИ 1967, Лиссабон

Евгений Евтушенко.
Ростов-на-Дону: Феникс, 1996.

РЕВЮ СТАРИКОВ 1967, Барселона — Москва

Евгений Евтушенко.
Ростов-на-Дону: Феникс, 1996.

ЧЕРНЫЕ БАНДЕРИЛЬИ 1967, Севилья — Москва

Евгений Евтушенко.
Ростов-на-Дону: Феникс, 1996.

МОНОЛОГ БЫВШЕГО ПОПА, СТАВШЕГО БОЦМАНОМ НА ЛЕНЕ 1967

Евгений Евтушенко.
Ростов-на-Дону: Феникс, 1996.

МОНОЛОГ ГОЛУБОГО ПЕСЦА 1967

Евгений Евтушенко.
Ростов-на-Дону: Феникс, 1996.

КЛАДБИЩЕ КИТОВ 1967

Примечания
1. См. раздел М.Горький на этом сайте. Обратно
2. См. раздел М.Маяковский на этом сайте. Обратно
3. См. раздел С.Есенина на этом сайте. Обратно
4. См. раздел Б.Пастернак на этом сайте. Обратно

Евгений Евтушенко.
Ростов-на-Дону: Феникс, 1996.