Стихи Марины Цветаевой о женщине

Популярные стихи Марины Цветаевой

Огромная база, сборники стихов известных русских и зарубежных поэтов классиков в Антологии РуСтих | Все стихи | Карта сайта | Контакты

Все анализы стихотворений, публикации в литературном блоге, короткие биографии, обзоры творчества на страницах поэтов, сборники защищены авторским правом. При копировании авторских материалов ссылка на источник обязательна! Копировать материалы на аналогичные интернет-библиотеки стихотворений – запрещено. Все опубликованные стихи являются общественным достоянием согласно ГК РФ (статьи 1281 и 1282).

Стихи Марины Цветаевой о женщине

Писать стихи о женщине может только настоящая проникновенная и романтичная душа! Марина Цветаева как никто другой в своих произведениях могла подобрать нужные слова и правильные ключики.

Марина Цветаева стихи

Идешь, на меня похожий,
Глаза устремляя вниз.
Я их опускала – тоже!
Прохожий, остановись!

Прочти – слепоты куриной
И маков набрав букет,
Что звали меня Мариной
И сколько мне было лет.

Не думай, что здесь – могила,
Что я появлюсь, грозя.
Я слишком сама любила
Смеяться, когда нельзя!

И кровь приливала к коже,
И кудри мои вились.
Я тоже была, прохожий!
Прохожий, остановись!

Сорви себе стебель дикий
И ягоду ему вслед, –
Кладбищенской земляники
Крупнее и слаще нет.

Но только не стой угрюмо,
Главу опустив на грудь.
Легко обо мне подумай,
Легко обо мне забудь.

Как луч тебя освещает!
Ты весь в золотой пыли.
– И пусть тебя не смущает
Мой голос из-под земли.

Стих Цветаева Марина

Вчера еще в глаза глядел,
А нынче – всё косится в сторону!
Вчера еще до птиц сидел,-
Всё жаворонки нынче – вороны!

Я глупая, а ты умен,
Живой, а я остолбенелая.
О, вопль женщин всех времен:
«Мой милый, что тебе я сделала?!»

И слезы ей – вода, и кровь –
Вода,- в крови, в слезах умылася!
Не мать, а мачеха – Любовь:
Не ждите ни суда, ни милости.

Увозят милых корабли,
Уводит их дорога белая…
И стон стоит вдоль всей земли:
«Мой милый, что тебе я сделала?»

Вчера еще – в ногах лежал!
Равнял с Китайскою державою!
Враз обе рученьки разжал,-
Жизнь выпала – копейкой ржавою!

Детоубийцей на суду
Стою – немилая, несмелая.
Я и в аду тебе скажу:
«Мой милый, что тебе я сделала?»

Спрошу я стул, спрошу кровать:
«За что, за что терплю и бедствую?»
«Отцеловал – колесовать:
Другую целовать»,- ответствуют.

Жить приучил в самом огне,
Сам бросил – в степь заледенелую!
Вот что ты, милый, сделал мне!
Мой милый, что тебе – я сделала?

Всё ведаю – не прекословь!
Вновь зрячая – уж не любовница!
Где отступается Любовь,
Там подступает Смерть-садовница.

Самo – что дерево трясти! –
В срок яблоко спадает спелое…
– За всё, за всё меня прости,
Мой милый,- что тебе я сделала!

Красивые стихи Цветаевой Марины

В гибельном фолианте
Нету соблазна для
Женщины. – Ars Amandi
Женщине – вся земля.
Сердце – любовных зелий
Зелье – вернее всех.
Женщина с колыбели
Чей-нибудь смертный грех.
Ах, далеко до неба,
Губы близки во мгле:
– Бог, не суди! – Ты не был
Женщиной на земле!

Стихи Цветаевой читать

Мне нравится, что вы больны не мной,
Мне нравится, что я больна не вами,
Что никогда тяжелый шар земной
Не уплывет под нашими ногами.
Мне нравится, что можно быть смешной —
Распущенной — и не играть словами,
И не краснеть удушливой волной,
Слегка соприкоснувшись рукавами.

Мне нравится еще, что вы при мне
Спокойно обнимаете другую,
Не прочите мне в адовом огне
Гореть за то, что я не вас целую.
Что имя нежное мое, мой нежный, не
Упоминаете ни днем, ни ночью — всуе.
Что никогда в церковной тишине
Не пропоют над нами: аллилуйя!

Спасибо вам и сердцем и рукой
За то, что вы меня — не зная сами! —
Так любите: за мой ночной покой,
За редкость встреч закатными часами,
За наши не-гулянья под луной,
За солнце не у нас над головами,—
За то, что вы больны — увы! — не мной
За то, что я больна — увы! — не вами!

Короткий стих Цветаева

Каждый стих – дитя любви,
Нищий незаконнорожденный.
Первенец – у колеи
На поклон ветрам – положенный.

Сердцу – ад и алтарь,
Сердцу – рай и позор.
Кто – отец? Может – царь,
Может – царь, может – вор.

Стих о женщине Цветаева

Быть нежной, бешеной и шумной,
– Так жаждать жить! –
Очаровательной и умной, –
Прелестной быть!

Нежнее всех, кто есть и были,
Не знать вины.
– О возмущенье, что в могиле
Мы все равны!

Стать тем, что никому не мило,
– О, стать как лед! –
Не зная ни того, что было,
Ни что придет,

Забыть, как сердце раскололось
И вновь срослось,
Забыть свои слова и голос,
И блеск волос.

Браслет из бирюзы старинной –
На стебельке,
На этой узкой, этой длинной
Моей руке.

Как зарисовывая тучку
Издалека,
За перламутровую ручку
Бралась рука,

Как перепрыгивали ноги
Через плетень,
Забыть, как рядом по дороге
Бежала тень.

Забыть, как пламенно в лазури,
Как дни тихи.
– Все шалости свои, все бури
И все стихи!

Мое свершившееся чудо
Разгонит смех.
Я, вечно-розовая, буду
Бледнее всех.

И не раскроются – так надо –
– О, пожалей! –
Ни для заката, ни для взгляда,
Ни для полей –

Мои опущенные веки.
– Ни для цветка! –
Моя земля, прости навеки,
На все века.

И так же будут таять луны
И таять снег,
Когда промчится этот юный,
Прелестный век.

Классика русской поэзии Цветаева

Если душа родилась крылатой —
Что ей хоромы — и что ей хаты!
Что Чингис-Хан ей и о — Орда!
Два на миру у меня врага,
Два близнеца, неразрывно-слитых:
Голод голодных — и сытость сытых!

Я счастлива жить образцово и просто —
Как солнце, как маятник, как календарь.
Быть светской пустынницей стройного роста,
Премудрой — как всякая божия тварь.

Знать: дух — мой сподвижник и дух — мой вожатый!
Входить без доклада, как луч и как взгляд.
Жить так, как пишу: образцово и сжато —
Как бог повелел и друзья не велят.

Стихи Марины Цветаевой о любви

Стихи Марины Цветаевой о любви занимают весомую часть творчества поэта, посвященные платоническим влюбленностям и настоящим сердечным переживаниям. Она пишет о любви к мужчинам и женщинам, пронизывая строки весенними настроениями или событиями военного времени, которое не мыслится без этого чувства, дающего силы жить. В любовных строчках есть радость и грусть, сожаления о несчастной любви и разлуках. В них встречаются восхитительные стихи-признания, когда ее величество Любовь только наградила поэта своим присутствием, не успев принести мелодику разочарований.

Лучшие произведения:

На солнце, на ветер, на вольный простор…

На солнце, на ветер, на вольный простор
Любовь уносите свою!
Чтоб только не видел ваш радостный взор
Во всяком прохожем судью.
Бегите на волю, в долины, в поля,
На травке танцуйте легко
И пейте, как резвые дети шаля,
Из кружек больших молоко.
О, ты, что впервые смущенно влюблен,
Доверься превратностям грез!
Беги с ней на волю, под ветлы, под клен,
Под юную зелень берез;
Пасите на розовых склонах стада,
Внимайте журчанию струй;
И друга, шалунья, ты здесь без стыда
В красивые губы целуй!
Кто юному счастью прошепчет укор?
Кто скажет: «Пора!» забытью?
– На солнце, на ветер, на вольный простор
Любовь уносите свою!

Шолохово, февраль 1910

Наши души, не правда ль, еще не привыкли к разлуке…

Наши души, не правда ль, еще не привыкли к разлуке?
Все друг друга зовут трепетанием блещущих крыл!
Кто-то высший развел эти нежно-сплетенные руки,
Но о помнящих душах забыл.

Каждый вечер, зажженный по воле волшебницы кроткой,
Каждый вечер, когда над горами и в сердце туман,
К незабывшей душе неуверенно-робкой походкой
Приближается прежний обман.

Словно ветер, что беглым порывом минувшее будит,
Ты из блещущих строчек опять улыбаешься мне.
Все позволено, все! Нас дневная тоска не осудит:
Ты из сна, я во сне…

Кто-то высший нас предал неназванно-сладостной муке,
(Будет много блужданий-скитаний средь снега и тьмы!)
Кто-то высший развел эти нежно-сплетенные руки…
Не ответственны мы!

Мы с тобою лишь два отголоска…

Мы с тобою лишь два отголоска:
Ты затихнул, и я замолчу.
Мы когда-то с покорностью воска
Отдались роковому лучу.

Это чувство сладчайшим недугом
Наши души терзало и жгло.
Оттого тебя чувствовать другом
Мне порою до слез тяжело.

Станет горечь улыбкою скоро,
И усталостью станет печаль.
Жаль не слова, поверь, и не взора, –
Только тайны утраченной жаль!

От тебя, утомленный анатом,
Я познала сладчайшее зло.
Оттого тебя чувствовать братом
Мне порою до слез тяжело.

Под лаской плюшевого пледа…

Под лаской плюшевого пледа
Вчерашний вызываю сон.
Что это было? – Чья победа? –
Кто побежден?

Все передумываю снова,
Всем перемучиваюсь вновь.
В том, для чего не знаю слова,
Была ль любовь?

Кто был охотник? – Кто – добыча?
Все дьявольски-наоборот!
Что понял, длительно мурлыча,
Сибирский кот?

В том поединке своеволий
Кто, в чьей руке был только мяч?
Чье сердце – Ваше ли, мое ли
Летело вскачь?

И все-таки – что ж это было?
Чего так хочется и жаль?

Так и не знаю: победила ль?
Побеждена ль?

23 октября 1914

Мне нравится, что Вы больны не мной…

Мне нравится, что Вы больны не мной,
Мне нравится, что я больна не Вами,
Что никогда тяжелый шар земной
Не уплывет под нашими ногами.
Мне нравится, что можно быть смешной –
Распущенной – и не играть словами,
И не краснеть удушливой волной,
Слегка соприкоснувшись рукавами.

Мне нравится еще, что Вы при мне
Спокойно обнимаете другую,
Не прочите мне в адовом огне
Гореть за то, что я не Вас целую.
Что имя нежное мое, мой нежный, не
Упоминаете ни днем ни ночью – всуе…
Что никогда в церковной тишине
Не пропоют над нами: аллилуйя!

Спасибо Вам и сердцем и рукой
За то, что Вы меня – не зная сами! –
Так любите: за мой ночной покой,
За редкость встреч закатными часами,
За наши не-гулянья под луной,
За солнце не у нас на головами.

Два солнца стынут – о Господи, пощади…

Два солнца стынут – о Господи, пощади! –
Одно – на небе, другое – в моей груди.

Как эти солнца – прощу ли себе сама? –
Как эти солнца сводили меня с ума!

И оба стынут – не больно от их лучей!
И то остынет первым, что горячей.

Я тебя отвоюю у всех земель, у всех небес…

Я тебя отвоюю у всех земель, у всех небес,
Оттого что лес – моя колыбель, и могила – лес,
Оттого что я на земле стою – лишь одной ногой,
Оттого что я тебе спою – как никто другой.

Я тебя отвоюю у всех времен, у всех ночей,
У всех золотых знамен, у всех мечей,
Я ключи закину и псов прогоню с крыльца –
Оттого что в земной ночи я вернее пса.

Я тебя отвоюю у всех других – у той, одной,
Ты не будешь ничей жених, я – ничьей женой,
И в последнем споре возьму тебя – замолчи! –
У того, с которым Иаков стоял в ночи.

Но пока тебе не скрещу на груди персты –
О проклятие! – у тебя остаешься – ты:
Два крыла твои, нацеленные в эфир, –
Оттого что мир – твоя колыбель, и могила – мир!

15 августа 1916

После стольких роз, городов и тостов…

После стольких роз, городов и тостов –
Ах, ужель не лень
Вам любить меня? Вы – почти что остов,
Я – почти что тень.

И зачем мне знать, что к небесным силам
Вам взывать пришлось?
И зачем мне знать, что пахнýло – Нилом
От моих волос?

Нет, уж лучше я расскажу Вам сказку:
Был тогда – январь.
Кто-то бросил розу. Монах под маской
Проносил фонарь.

Чей-то пьяный голос молил и злился
У соборных стен.
В этот самый час Дон-Жуан Кастильский
Повстречал – Кармен.

22 февраля 1917

Не самозванка – я пришла домой…

Не самозванка – я пришла домой,
И не служанка – мне не надо хлеба.
Я – страсть твоя, воскресный отдых твой,
Твой день седьмой, твое седьмое небо.

Там на земле мне подавали грош
И жерновов навешали на шею.
– Возлюбленный! – Ужель не узнаешь?
Я ласточка твоя – Психея!

Дружить со мной нельзя, любить меня – не можно…

Дружить со мной нельзя, любить меня – не можно!
Прекрасные глаза, глядите осторожно!

Баркасу должно плыть, а мельнице – вертеться.
Тебе ль остановить кружáщееся сердце?

Порукою тетрадь – не выйдешь господином!
Пристало ли вздыхать над действом комедийным?

Любовный крест тяжел – и мы его не тронем.
Вчерашний день прошел – и мы его схороним.

Мне тебя уже не надо…

Мне тебя уже не надо,
Милый – и не оттого что
С первой почтой – не писал.

И не оттого что эти
Строки, писанные с грустью,
Будешь разбирать – смеясь.

(Писанные мной одною –
Одному тебе! – впервые! –
Расколдуешь – не один.)

И не оттого что кудри
До щеки коснутся – мастер
Я сама читать вдвоем! –

И не оттого что вместе
– Над неясностью заглавных! –
Вы вздохнете, наклонясь.

И не оттого что дружно
Веки вдруг смежатся – труден
Почерк, – да к тому – стихи!

Нет, дружочек! – Это проще,
Это пуще, чем досада:

Мне тебя уже не надо –
Оттого что – оттого что –
Мне тебя уже не надо!

Не поцеловали – приложились…

Не поцеловали – приложились.
Не проговорили – продохнули.
Может быть – Вы на земле не жили,
Может быть – висел лишь плащ на стуле.

Может быть – давно под камнем плоским
Успокоился Ваш нежный возраст.
Я себя почувствовала воском:
Маленькой покойницею в розах.

Руку на сердце кладу – не бьется.
Так легко без счастья, без страданья!
– Так прошло – что у людей зовется –
На миру – любовное свиданье.

Начало января 1919

Солнце – одно, а шагает по всем городам…

Солнце – одно, а шагает по всем городам.
Солнце – мое. Я его никому не отдам.

Ни на час, ни на луч, ни на взгляд. – Никому. – Никогда.
Пусть погибают в бессменной ночи города!

В руки возьму! Чтоб не смело вертеться в кругу!
Пусть себе руки, и губы, и сердце сожгу!

В вечную ночь пропадет – погонюсь по следам…
Солнце мое! Я тебя никому не отдам!

Стихи Марины Цветаевой посвящение женщине

идеала Поиски в любви и дружбе – это палка о концах двух, которая позволяет человеку избивать себя самого, при этом умудряясь полноценно над поиздеваться чувствами других людей.

Цветаева Ивановна Марина [26 сентября (9 октября) 1892, Москва – 31 1941 августа, Елабуга], русская поэтесса, прозаик, один, переводчик из крупнейших русских поэтов XX века.. Москве в Родилась. Родителями Цветаевой были Иван Цветаев Владимирович и Мария Александровна Цветаева (урожденная Отец). Мейн, филолог-классик, профессор, возглавлял истории кафедру и теории искусств Московского университета, хранителем был отделения изящных искусств и классических Московском в древностей Публичном и в Румянцевском музеях. В отце ценила Цветаева преданность собственным стремлениям и подвижнический которые, труд, Стихи Марины Цветаевой посвящение как женщине утверждала, унаследовала именно от него. влияние Огромное на Марину, на формирование её характера оказывала Она. мать мечтала видеть дочь музыкантом. духовно на Несмотря близкие отношения с матерью, Цветаева себя ощущала в родительском доме одиноко и отчужденно. Марина Юная жила в мире прочитанных книг, романтических возвышенных образов.

Зимнее время года проводила семья в Москве, лето — в городе Тарусе губернии Калужской. Ездили Цветаевы и за границу. В 1903 училась Цветаева во французском интернате в Лозанне (Швейцария), 1904 осенью — весной 1905 обучалась вместе с немецком в сестрой пансионе во Фрейбурге (Германия), летом одна 1909 отправилась в Париж, где слушала старинной курс французской литературы в Сорбонне.

Марина начала Цветаева писать стихи в шестилетнем возрасте, только не причем на русском, но и на французском и немецком языках. В 1907-1906 написала повесть (или рассказ) «1906», в Четвертые перевела на русский язык драму писателя французского Э. Ростана «Орленок», посвященную трагической сына судьбе Наполеона (ни повесть, ни перевод драмы не литературе). В сохранились ей были особенно дороги произведения А.С. творения и Пушкина немецких романтиков, переведенные В.А. Жуковским.

В произведения печати Марины Цветаевой появились в 1910, она когда издала на собственные средства свою книгу первую стихов – «Вечерний альбом». «Вечерний был» альбом очень доброжелательно встречен критикой: тона новизну, эмоциональную достоверность книги отметили В.Я. Волошин, М.А. Брюсов, Н.С. Гумилев, М.С. Шагинян. Начало творческой Цветаевой деятельности связано с кругом московских символистов. знакомства После с Брюсовым и поэтом Эллисом Цветаева деятельности в участвует кружков и студий при издательстве «Также». Мусагет на раннее творчество Цветаевой значительное оказали влияние Николай Некрасов, Валерий Брюсов и Волошин Максимилиан (который стал одним из самых друзей ее близких).

Зимой 1910-1911 Волошин Марину пригласил Цветаеву и ее сестру Анастасию (Асю) лето провести 1911 в Коктебеле, где он жил. Цветаева Там познакомилась с Сергеем Яковлевичем Эфроном. В Эфроне Сергее Цветаева увидела воплощенный идеал рыцарства, благородства и вместе с тем беззащитность. Любовь к была Эфрону для нее и преклонением, и духовным почти, и союзом материнской заботой. Встречу с ним восприняла Цветаева как начало новой, взрослой как и жизни обретение счастья: В январе 1912 венчание произошло Марины Цветаевой и Сергея Эфрона. 5 них у сентября родилась дочь Ариадна (Аля).

книга Вторая Цветаевой «Волшебный фонарь» (1912) воспринят был как относительная неудача, как оригинальных повторение черт первой книги, лишенное новизны поэтической. Сама Цветаева также чувствовала, начинает что повторяться и, выпуская новый сборник двух, — «Из стихов книг» (1913), она очень отбирала строго тексты: из двухсот тридцати девяти входивших, стихотворений в «Вечерний альбом» и «Волшебный фонарь», перепечатаны были только сорок.

На протяжении 1913-совершается 1915 постепенная смена цветаевской поэтической место: манеры трогательно-уютного детского быта эстетизация занимают повседневных деталей (например, в цикле «1914», Подруга-1915, обращенном к поэтессе С.Я. Парнок), и возвышенное, идеальное изображение старины (стихотворения «Генералам года двенадцатого» (1913) «Бабушке» (1914) и др.). Начиная с времени этого, стихотворения Цветаевой становятся более метрическом в разнообразными и ритмическом отношении (она осваивает тонический и дольник стих, отступает от принципа равноударности поэтический); строк словарь расширяется за счет включения лексики просторечной, подражания слогу народной поэзии и Стихи. неологизмов Марины Цветаевой посвящение женщине В 1916-1915 складывается индивидуальная поэтическая символика личная, ее «Цветаевой мифология». Эти особенности поэтики стихотворениях и в сохранятся Цветаевой позднейшего времени.

Свойственные демонстративная Цветаевой независимость и резкое неприятие общепринятых поведенческих и представлений норм проявлялись не только в общении с людьми другими, но и в оценках и действиях, относящихся к политике. мировую Первую войну Цветаева восприняла как ненависти взрыв против дорогой с детства ее сердцу Она. Германии откликнулась на войну стихами, резко патриотическими с диссонировавшими и шовинистическими настроениями конца 1914. революцию Февральскую 1917 она приветствовала, как и ее чьи, муж родители (умершие до революции) были народовольцами-революционерами. Октябрьскую революцию восприняла как губительного торжество деспотизма. Известие о ней застало Крыму в Цветаеву, в гостях у Волошина. Вскоре сюда муж и ее приехал. 25 ноября 1917 она выехала из Москву в Крыма, чтобы забрать детей — Алю и Ирину маленькую, родившуюся в апреле этого года. намеревалась Цветаева вернуться с детьми в Коктебель, к Волошину, Эфрон Сергей, вставший на сторону Временного правительства, отправиться решил на Дон, чтобы там продолжить большевиками с борьбу. Вернуться в Крым не удалось: непреодолимые фронты, обстоятельства Гражданской войны разлучили Цветаеву с Волошиным и с мужем. С Волошиным она больше никогда не Сергей. увиделась Эфрон сражался в рядах Белой оставшаяся, и армии в Москве Цветаева не имела о нем известий никаких. В голодной и нищей Москве в 1917-она 1920 пишет стихи, воспевающие жертвенный Белой подвиг армии. К концу 1921 эти были стихотворения объединены в сборник «Лебединый стан», изданию к подготовленный. (При жизни Цветаевой сборник был не напечатан, впервые опубликован на Западе в1957). публично Цветаева и дерзко читала эти стихотворения в Москве большевистской.

Она и дети с трудом сводили концами с концы, голодали. В начале зимы 1919-Цветаева 1920 отдала дочерей в детский приют в Вскоре. Кунцеве она узнала о тяжелом состоянии забрала и дочерей домой старшую, Алю, к которой привязана была как к другу и которую исступленно Выбор. любила Цветаевой объяснялся и невозможностью прокормить равнодушным, и обеих отношением к Ирине. В начале февраля Ирина 1920 умерла. Ее смерть отражена в стихотворении «руки Две, легко опущенные…» (1920) и в лирическом Разлука «цикле» (1921), обращенном к мужу.

11 июля она 1921 получила письмо от мужа, эвакуировавшегося с Добровольческой остатками армии из Крыма в Константинополь. Вскоре он Чехию в перебрался, в Прагу. После нескольких изнурительных Цветаева попыток получила разрешение на выезд из Советской мая и 11 России 1922 вместе с дочерью Алей родину покинула.

15 мая 1922 Марина Ивановна и приехали Аля в Берлин. Там Цветаева оставалась до июля конца, где подружилась с временно жившим писателем здесь-символистом Андреем Белым. В Берлине отдает она в печать новый сборник стихотворений — «опубл» (Ремесло. в 1923) — и поэму «Царь-Девица». Эфрон Сергей приехал к жене и дочери в Берлин, но вернулся вскоре в Чехию, в Прагу, где учился в университете Карловом и получал стипендию. Цветаева с дочерью мужу к приехала в Прагу 1 августа 1922. Стихи Цветаевой Марины посвящение женщине В Чехии они более провела четырех лет. 1 февраля 1925 у родился них долгожданный сын, названный Георгием (имя домашнее — Мур). Цветаева его обожала. сделать Стремление всё возможное для счастья и сына благополучия воспринимались взрослевшим Муром отчужденно и вольно; эгоистично и невольно он сыграл трагическую роль в матери судьбе.

В Праге у Цветаевой впервые устанавливаются отношения постоянные с литературными кругами, с издательствами и редакциями произведения. Ее журналов печатались на страницах журналов «Воля Своими» и «России путями», Цветаева выполняла редакторскую для работу альманаха «Ковчег».

В 1924 Цветаева Поэму «создает Горы», завершает «Поэму Конца». В отражен первой роман Цветаевой с русским эмигрантом, мужа знакомым К.Б. Родзевичем, во второй — их окончательный разрыв. расставания Мотивы, одиночества, непонятости постоянны и в лирике этих Цветаевой лет: циклы «Гамлет» (1923, разбит позднее на отдельные стихотворения), «Федра» (1923), «1923» (Ариадна). Жажда и невозможность встречи, союз как поэтов любовный союз, плодом которого живое станет чадо — лейтмотивы цикла «Провода», Пастернаку к Б.Л. обращенного. Символом соединения разлученных становятся провода телеграфные, тянущиеся между Прагой и Москвой.

диалог Поэтический и переписка с Пастернаком, с которым до отъезда из Цветаева России близко знакома не была, стали Цветаевой для в эмиграции дружеским общением и любовью духовно двух родственных поэтов. В трех лирических Пастернака стихотворениях, обращенных к Цветаевой, нет любовных это, мотивов обращения к другу-поэту. Цветаева прототипом послужила Марии Ильиной из пастернаковского романа в Спекторский «стихах». Цветаева, уповая как на чудо, личного ждала свидания с Пастернаком; но когда он с делегацией писателей советских посетил Париж в июне 1935, их обернулась встреча беседой двух духовно и психологически друг далеких от друга людей.

Во второй половине Цветаева 1925 приняла окончательное решение покинуть переселиться и Чехословакию во Францию. Ее поступок объяснялся тяжелым положением материальным семьи; она полагала, что лучше сможет устроить себя и близких в Париже, тогда который становился центром русской литературной ноября. 1 эмиграции 1925 Цветаева с детьми приехала во столицу французскую; к Рождеству туда перебрался и Сергей Париже.

В Эфрон в ноябре 1925 она закончила Крысолов «поэму» на сюжет средневековой легенде о человеке, немецкий избавившем город Гаммельн от крыс, выманив их своей звуками чудесной дудочки; когда скаредные обыватели гаммельнские отказались заплатить ему, он вывел, той на наигрывая же дудочке, их детей и отвел на гору, поглотила их где разверзшаяся земля. Крысолов был пражском в опубликован журнале «Воля России».

Во Франции создала Цветаева еще несколько поэм. Поэма «1927» (Новогоднее) — пространная эпитафия, отклик на смерть поэта немецкого Р.-М. Рильке, с которым она и Пастернак переписке в состояли. Поэма «Воздуха» (1927), — художественное беспосадочного переосмысление перелета через Атлантический океан, американским совершенного авиатором Ч. Линдбергом. Полет летчика у одновременно — Цветаевой символ творческого парения и иносказательное, изображение зашифрованное умирания человека.

Переезд во Францию не жизнь облегчил Цветаевой и ее семьи. Сергей Эфрон, приспособленный и не непрактичный к тяготам жизни, зарабатывал немного. печатали Цветаеву мало, зачастую правили ее тексты. За парижские все годы она смогла выпустить один лишь сборник стихов – «После России» (Эмигрантской). 1928 литературной среде, преимущественно ориентированной на продолжение и возрождение классической традиции, были чужды экспрессия эмоциональная и гиперболизм Цветаевой, воспринимавшиеся как Ведущие. истеричность эмигрантские критики и литераторы (З.Н. Гиппиус, Г.В. Иванов, Г.В. Адамович и др.) оценивали ее творчество отрицательно. Стихи Цветаевой Марины посвящение женщине Высокая оценка произведений цветаевских поэтом и критиком В.Ф. Ходасевичем и критиком Д.П. Мирским-Святополк, а также симпатии молодого поколения меняли не литераторов общей ситуации. Неприятие Цветаевой сложным ее усугублялись характером и репутацией мужа (Сергей хлопотал Эфрон с 1931 о советском паспорте, высказывал симпатии просоветские, работал в «Союзе возвращения на родину»). Он сотрудничать стал с советскими спецслужбами. Энтузиазм, с которым приветствовала Цветаева Маяковского, приехавшего в Париж в октябре было, 1928 воспринято консервативными эмигрантскими кругами свидетельство как просоветских взглядов самой Цветаевой (на деле самом Цветаева, в отличие от мужа и детей, не никаких питала иллюзий в отношении режима в СССР и настроена просоветски не была).

Во Франции Цветаевой были посвященные созданы поэзии и поэтам циклы «Маяковскому» (отклик, 1930 на смерть В.В. Маяковского), «Стихи к Пушкину» (Надгробие), «1931» (1935, отклик на трагическую смерть эмигранта-поэта Н.П. Гронского), «Стихи сироте» (1936, поэту к обращены-эмигранту А.С. Штейгеру). Творчество как труд каторжный, как долг и освобождение — мотив Стол «цикла» (1933). Антитеза суетной человеческой божественных и жизни тайн и гармонии природного мира стихотворениях в выражена из цикла «Куст» (1934). В 1930-х часто Цветаева обращалась к прозе: автобиографические сочинения, Пушкине о эссе и его произведениях «Мой Пушкин», «Пугачев и Пушкин».

Во второй половине 1930-х Цветаева глубокий испытала творческий кризис. Она почти писать перестала стихи (одно из немногих исключений — Стихи «цикл к Чехии» (1938-1939) – поэтический против протест захвата Гитлером Чехословакии. Неприятие времени и жизни — лейтмотив нескольких стихотворений, созданных в 1930 середине-х. У Цветаевой произошел тяжелый конфликт с настаивавшей, дочерью, вслед за своим отцом, на отъезде в сентябре. В СССР 1937 Сергей Эфрон оказался политическому к причастен убийству бывшего агента советских вскоре и спецслужб был вынужден скрыться и бежать в Вслед. СССР за ним на родину вернулась дочь Цветаева. Ариадна осталась в Париже вдвоем с сыном. Ее желанием и долгом было соединиться с мужем и дочерью и 18 1939 июня Цветаева с сыном вернулись на родину.

На Цветаева родине с родными первое время жили на даче государственной НКВД предоставленной С. Эфрону. Однако Эфрон и вскоре, и Ариадна были арестованы. После Цветаева этого была вынуждена скитаться. Стихи Цветаевой Марины посвящение женщине Полгода, прежде получить чем временное (сроком на два года) Москве в жилье, она поселилась вместе с сыном в писателей доме в подмосковном поселке Голицыне. Функционеры писателей Союза отворачивались от нее, как от жены и врагов «матери народа». Подготовленный ею в 1940 сборник напечатан стихов не был. Денег катастрофически не хватало. после Вскоре начала Великой Отечественной войны, 8 1941 августа Цветаева с сыном эвакуировались из Москвы и небольшом в оказались городке Елабуге. В Елабуге работы было же не так, у Цветаевой произошла ссора с сыном, видимому, по-который, упрекал ее в их тягостном положении. И 31 августа Марина, 1941 Цветаева повесилась. Точное место ее неизвестно захоронения. Стихи Марины Цветаевой посвящение тех

До женщине пор, пока человек зависит от других мнения и от событий внешнего мира, он крайне непременно и уязвим не счастлив.

Стихи «из шкафа»: женщины в жизни и творчестве Марины Цветаевой

Избирательность цензурирования можно заметить на примере того, как освещались биографами и литературными критиками любовные связи с родственниками (Байрон и его сводная сестра Августа, Эдгар По и его троюродная сестра Вирджиния, которая вышла замуж за писателя в 13 лет). Информация о них преподносится студентам в рамках белорусской учебной программы, тогда как трёхлетние отношения Цветаевой и Парнок не упоминаются как факт биографии, повлиявший на творчество.

Выдержки из воспоминаний современников Марины Ивановны недвусмысленно показывают царившие в обществе настроения. В словах знакомых и друзей налицо стремление типизировать романтическое влечение, заключить его в определённые рамки, избегая при этом конкретного названия. И причины понятны: далее Сувчинский употребляет слово «лесбиянка» так, что оно кажется каторжным клеймом. Гуманист и правдолюб А. П. Чехов в письме к своему издателю А. С. Суворину от 6 декабря 1895 года отмечает: «Погода в Москве хорошая, холеры нет, лесбоской любви нет… Бррр! Воспоминание о тех особах, о которых вы пишете мне, вызывает во мне тошноту, как будто я съел гнилую сардинку. В Москве их нет — и чудесно». За тридцать лет, отделявшие письмо Чехова от опального цикла стихов Цветаевой, маргинализация гомосексуальных связей никуда не исчезла и со временем лишь укрепилась как безопасный и социально одобряемый паттерн.

Обычно высказывание Цветаевой «Любить только женщин (женщине) или только мужчин (мужчине), заведомо исключая обычное обратное, — какая жуть! А только женщин (мужчине) или только мужчин (женщине), заведомо исключая необычное родное, — какая скука! И всё вместе — какая скудость. Здесь действительно уместен возглас: будьте как боги! Всякое заведомое исключение — жуть» цитируется не полностью. Либеральные тексты о гомосексуальности включают в себя первую часть, гомофобные статьи — вторую. Стоит ли говорить, что это одинаково искажает информационный посыл?

Чтобы понять эту фразу во всей полноте, нужно включить её в исторический контекст. Начало прошлого века для России было временем тяжелых общественно-политических преобразований. Биологический и социальный аспекты человеческой сексуальности еще не разведены наукой — в арсенале академических исследований в помине нет понятия гендерной идентичности. Категоричность и спорность суждений Цветаевой выглядит закономерной. Поскольку гомосексуальный дискурс на уровне гражданского права был невозможен, обыватели формировали суждения о семье с позиции гетеронормативности, даже если сами находились в отношениях с представителем своего пола. Сам термин «лесбиянка» существовал преимущественно в рамках медицинской риторики, а любое несовпадение с моделью, закрепленной правовыми нормами, понималось как единичная девиация, патология. Проблемы ЛГБТК решались локально, на бытовом уровне, с акцентом на личное понимание и отношение.

Марине Цветаевой не были близки политические темы. Если Блок и Бунин в своём творчестве заняли определённые, диаметрально противоположные позиции по отношению к власти, то Цветаева просто не поднимала эти вопросы. Даже ее гражданская лирика отличается признанием субъективности взгляда. Как поэту ей был чужд активизм, а потому «Письмо к Амазонке», равно как и стихи Цветаевой, затрагивающее тему однополой любви, едва ли можно рассматривать непримиримо критически, не принимая в расчёт условий эпохи и особенностей её личности, противоречивой, сложной, многоплановой.

Диана Бургин в сборнике «Марина Цветаева и трангрессивный эрос» пишет: «Хотя Парнок и Цветаева позволяли себе роскошь не скрывать своей любви в московских литературных кругах, Цветаева, тем не менее, не считала возможным публиковать цикл лесбийской лирики «Подруга», написанный ею в 1914—1915 гг. и адресованный Парнок. В итоге эти стихи, революционные для русской поэзии, пролежали в «заветном ящике» более шестидесяти лет». Мы видим, что Цветаева не ставила целью артикулировать проблемы альтернативных союзов, которые не вписывались в советское понятие брака: вопрос решался ею точечно, лишь по отношению к персональной истории.

Однако ценность этого поэтического цикла для ЛГБТК-сообщества не только и не столько в том, что он является аргументом в дискуссии на тему равноправия. Идентификация себя с лирическим героем ― важная часть становления личности. Этап развития самости, которого ЛГБТК зачастую лишены: книги с гомосексуальными персонажами не проходят в школе, по телевизору не наткнёшься на фильм, где есть ЛГБТ-пары. При всей противоречивости личного взгляда авторки на тему лесбийской любви, творчество Марины Цветаевой является своеобразным островком безопасности, где читатель может почувствовать себя ценным и не оставаться в одиночестве со своими переживаниями.

«Под лаской плюшевого пледа», ― бархатно мурлычет Валентина Пономарёва в известном советском фильме, и этот романс повторяется другими женщинами в течение многих лет: они поют о своих мужчинах, они узнают себя в каждой сточке текста. Они узнают себя в стихотворении, которое Марина Цветаева написала о женщине. Это как нельзя лучше демонстрирует двойные стандарты нашего общества: те, кто считает чувства между героями любовью, если не владеет информацией о половой принадлежности персонажей, кричат об извращении, похоти и отсутствии глубоких чувств, если узнают о том, что пара гомосексуальна.

Романс на стихи Цветаевой, написанные о женщине, звучат и в кинофильме 2004 года «Долгое прощание». За кадром Полина Агуреева исполняет песню «Моя маленькая», написанную на стихотворение «Ландыш, ландыш белоснежный» из цикла «Стихи к Сонечке». На этот раз музой Цветаевой стала молодая актриса Софья Голлидэй.

Через три года после расставания с Парнок в жизни Марины Цветаевой появилась ещё одна женщина-муза, однако эти отношения не были любовным союзом, а лишь обещанием его, сожалением о его невозможности.

«Мы с ней никогда не целовались: только здороваясь и прощаясь. Но я часто обнимала ее за плечи, жестом защиты, охраны, старшинства», — писала М. Цветаева о Софье Евгеньевне Голлидэй, «Сонечке». Они познакомились весной 1919 года, когда Цветаевой было двадцать семь, а Голлидэй — двадцать три. В тот день Цветаева читала в Студии Вахтангова свою «Метель», и поэт Павел Антокольский представил женщин друг другу. Вот как Цветаева вспоминает об этом:

В письме к Цветаевой от 1 июля 1919 года С. Е. Голлидэй просила: «Марина, когда я умру, на моём кресте напишите эти ваши стихи: Так и кончилась с припевом: — «Моя маленькая!». Странная, противоречивая дружба двух женщин не продлилась долго: вскоре Софья Голлидэй вышла замуж и уехала из Москвы.

«Сонечка от меня ушла — в свою женскую судьбу, — писала Цветаева. — Её неприход ко мне был только её послушанием своему женскому назначению: любить мужчину. »

В 1934 году Соня умерла от рака желудка, и на её могиле так и не появились те заветные строки, которые при жизни она завещала там поместить. «Ни в одну из заповедей — я, моя к ней любовь, её ко мне любовь, наша с ней любовь — не входила. О нас с ней в церкви не пели и в Евангелии не писали. Мы же обе шли только против «людей»: никогда против Бога и никогда против человека», — говорит Цветаева в «Повести о Сонечке».

Цветаева с её склонностью к трагическому пафосу и нарыву в поэзии видела трагизм и в перспективе гомосексуальных отношений. Аргументы, изложенные в «Письме к амазонке», делали однополые союзы несчастливыми, тупиковыми в её глазах. Через много лет развёртывание борьбы за гражданские права ЛГБТК, социальная теория и психология доказали, что обозначенные проблемы существуют только в гетеронормативной культуре, в иерархизированном обществе, которое преследует за любую инаковость, отличие от большинства. При адекватном отношении к материнству и отцовству в гомосексуальных партнёрствах, при информационной и социальной поддержке однополых семей ситуация, описанная в «Письме к Амазонке», выглядит как страшная сказка. Таким образом, Марина Цветаева в её попытках охарактеризовать гомосексуальность и перспективы взаимоотношений партнёров одного пола приходит к выявлению проблем, которые объективно могут касаться любой (а не исключительно лесбийской) пары, не являются перманентной «опцией» гомосексуальности, а возникают лишь во враждебных, травмирующих условиях консервативного общественного уклада.

Вряд ли прямая, откровенная Марина Цветаева боялась осуждения толпы, общества. Вспоминая «Письмо к Амазонке», можно сделать вывод, что отношения с Сонечкой не вышли за пределы дружбы потому, что Цветаева как «старшая» хотела уберечь Соню от горечи, тягот и забот, которые были бы связаны с общественной травлей. Сегодня нам остается только предполагать, каким мог бы стать союз Марины Цветаевой и Софьи Голлидэй в условиях честной информационной политики, свободной от дискриминации. Возможно, цикл «Подруга» не стал бы единственным «женским» в её поэтическом наследии.

Стихи Марины Цветаевой о женщине

Марина Цветаева: «я м б столь же чудовище как чудо»

Имя «Марина Цветаева» обманчиво. Уж очень оно поэтическое в том расхожем смысле слова, который подразумевает нечто сладкозвучное, напевное, красочное, исполненное грез и мечтаний, любовных томлений, вздохов при луне под пение птиц и в благоухании роз. Оно почти как псевдоним, придуманный специально, чтобы подписываться под строками:

И, раскрывая том ее стихов, никак не ждешь прочесть:

Как удар электрического тока. Как звон пощечины. Как вызов Пушкина Дантесу.

«Марина Цветаева» – милая барышня, с розовым румянцем на щеках, с голубыми глазами, с пышным бантом и в платье с оборками?… Приветливо-стыдливый наклон головы, плавные движения рук, букет фиалок, неспешная походка; голос ровный, грудной, тихий; нежные пальцы изящно сжимают перо, кокетливым дамским почерком записывая строки, пришедшие на ум в ночной тиши; что-то шепчут нежные губы?…

Современник пишет: «Марина Цветаева – статная, широкоплечая женщина с широко расставленными серо-зелеными глазами. Ее русые волосы коротко острижены, высокий лоб спрятан под челку. Темно-синее платье не модного, да и не старомодного, а самого что ни на есть простейшего покроя, напоминающего подрясник, туго стянуто в талии широким желтым ремнем. Через плечо перекинута желтая кожаная сумка вроде офицерской полевой или охотничьего патронташа – и в этой не женской сумке умещаются и сотни папирос, и клеенчатая тетрадь со стихами. Куда бы ни шла эта женщина, она кажется странницей, путешественницей. Широкими мужскими шагами пересекает она Арбат и близлежащие переулки, выгребая правым плечом против ветра, дождя, вьюги, – не то монастырская послушница, не то только что мобилизованная сестра милосердия. Все ее существо горит поэтическим огнем, и он дает знать о себе в первый же час знакомства»[3]

Рассказывает дочь: «Моя мать, Марина Ивановна Цветаева, была невелика ростом – 163 см, с фигурой египетского мальчика – широкоплеча, узкобедра, тонка в талии…

Черты лица и контуры его были точны и четки: никакой расплывчатости, ничего недодуманного мастером, не пройденного резцом, не отшлифованного: нос, тонкий у переносицы, переходил в небольшую горбинку и заканчивался не заостренно, а укороченно, гладкой площадочкой, от которой крыльями расходились подвижные ноздри, казавшийся мягким рот был строго ограничен невидимой линией.

Две вертикальные бороздки разделяли русые брови…

Руки были крепкие, деятельные, трудовые…

Голос был девически высок, звонок, гибок.

Речь – сжата, реплики – формулы…

Поздно ложилась, перед сном читала. Вставала рано.

Была спартански скромна в привычках, умеренна в еде.

Курила: в России – папиросы, которые сама набивала, за границей – крепкие мужские сигареты, по полсигареты в простом, вишневом мундштуке.

Пила черный кофе: светлые его зерна жарила до коричневости, терпеливо молола в старинной турецкой мельнице, медной, в виде круглого столбика, покрытого восточной вязью.

С природой была связана воистину кровными узами, любила ее – горы, скалы, лес – языческой обожествляющей и вместе с тем преодолевающей ее любовью, без примеси созерцательности; поэтому с морем, которого не одолеть ни пешком, ни вплавь, не знала, что делать. Просто любоваться им не умела…

Была равнодушна к срезанным цветам, к букетам, ко всему, распускающемуся в вазах или в горшках на подоконниках; цветам же, растущим в садах, предпочитала – за их мускулистость и долговечность – плющ, вереск, дикий виноград, кустарники…

Общительная, гостеприимная, охотно завязывала знакомства, менее охотно развязывала их. Обществу «правильных людей» предпочитала окружение тех, кого принято считать чудаками. Да и сама слыла чудачкой.

В дружбе и во вражде была всегда пристрастна и не всегда последовательна. Заповедь «не сотвори себе кумира» нарушала постоянно.

Считалась с юностью, чтила старость…

К людям труда относилась – неизменно – с глубоким уважением собрата; праздность, паразитизм, потребительство были органически противны ей, равно как расхлябанность, лень и пустозвонство.

Была человеком слова, человеком действия, человеком долга.

При всей своей скромности знала себе цену»[4].

Свои первые сборники Марина Цветаева назвала вполне «поэтически» – «Вечерний альбом» и «Волшебный фонарь».

В них были такие, посвященные воображаемому маленькому пажу стихи: