Николай Зиновьев: «Моя поэзия – о Любви»
В городе Кореновске Краснодарского края состоялся литературно-художественный вечер «Дед остался на войне, а страну оставил мне», который был организован Бюро пропаганды художественной литературы Союза писателей России и Администрацией муниципального образования Кореновский район Краснодарского края.
Вечер был приурочен к юбилею поэта, Году литературы и 70-летию Великой Победы. На вечере выступили народный артист России, артист МХАТ им. М. Горького Валентин Клементьев, артистка Московской Государственной филармонии Лариса Савченко. Видеосюжет с поздравлениями прислала Президент Фонда исторической перспективы, доктор исторических наук Наталия Нарочницкая. Среди гостей – замминистра культуры Краснодарского края Роман Семихатский, глава муниципального образования Кореновский район Сергей Голобородько, художественный руководитель Государственного академического Кубанского казачьего хора, профессор, композитор, член Совета по культуре и искусству при Президенте РФ Виктор Захарченко, поэт Сергей Зубарев, директор Бюро пропаганды художественной литературы Алла Панкова. Николай Зиновьев представил новый поэтический сборник «Ночной дневник».
Бюро пропаганды на протяжении многих лет проводит творческие вечера поэта Николая Зиновьева. Поэзия Зиновьева стала звучать иначе в исполнении Валентина Клементьева и Ларисы Савченко, объем и глубину ей придали неожиданное сочетание с органной музыкой И.С. Баха и видеорядом, который тонко раскрыл поэтический мир автора.
– Николай Александрович, позвольте поздравить вас с юбилеем. Остались довольны праздником?
– Конечно, доволен, хотя важнее, чтобы то, что мы делаем, нравилось зрителям, слушателям. Я сидел на сцене за столиком, принимал подарки и поздравления. Чувствовал себя немного скованно, ведь многие гости знают меня с младых ногтей – а тут выходит, что я какая-то знаменитость. В связи с этим вспоминается один эпизод: когда мне было лет двадцать или чуть больше, приехал к нам в Кореновск, в глухой переулок на самой окраине, где мы жили в то время, корреспондент из краевой газеты. Подойдя к нашей хате, увидел мою бабушку и, узнав у неё, что попал по адресу, спросил: «Есть ли кто дома?» То, что ответила бабушка, я, наверное, запомню на всю жизнь: «Ни, нэкого нэмае, одын Мыкола».
– Как вообще относитесь к дням рождения — такие праздники для вас обязывающие, «рубежные»?
– Для меня – нет. Ведь всё, чего, как мне кажется, я достиг, с высоты превращается в песчинку. Под словом «высота» каждый может понимать, что угодно. А к юбилеям отношусь, как и многие люди моего возраста. Если в детстве радуешься не только подаркам, но и тому, что этот день на целый год приблизил тебя к таинственному миру взрослых, то в зрелых годах почему-то не испытываешь особой радости, что приближаешься к не менее таинственному потустороннему миру.
– Мне кажется, большинство людей об этом не думают. Скорее сверяют себя с высотами вполне земными – размышляют, добились ли успеха, уважения, нажили ли настоящих друзей.
– Знаете, мне ни разу не доводилось услышать: «Я уважаю Лермонтова». Люди говорят: «Я люблю Лермонтова». Мне бы тоже хотелось услышать: «А я люблю Зиновьева». Ведь уважение – ничто перед Любовью. Любовь – это Бог, как известно. О друзьях тоже хорошо сказал Михаил Юрьевич: «Да вряд ли есть родство души». Мысль поразительная по своей глубине. Вся народная мудрость типа «не имей сто рублей, а имей сто друзей», «друзья познаются в беде» –меркнет перед высшей мудростью Поэта.
– Расскажите, как начинали писать стихи. Когда почувствовали себя поэтом?
– Если честно, я до сих пор поэтом себя не чувствую. И что должен чувствовать человек, чтобы считать себя поэтом, не знаю. Я просто пишу о том, что меня волнует. А это, оказывается, волнует не только меня. Наверное, именно за это люди и называют меня поэтом.
– А как к критике относитесь? Вам иногда пеняют, что пишете на злобу дня.
– Наверное, моя поэзия злободневна. Но не моя вина, что у дня больше злобы, чем доброты. Будь наоборот, моя поэзия была бы добродневной (новый термин? – или такой уже есть?). Ведь это только в детстве и отрочестве мир кажется «закутанным в цветной туман». С годами видишь, что это не цветной туман, а смрадные испарения, исходящие от планетарной лжи, ненависти, корысти и прочих черных чувств, имя которым легион. И вот, когда вдруг случайно наткнёшься на что-то маленькое и светлое, то стараешься сохранить это в душе, как жемчужину в раковине. И путём стихосложения — тоже. А к критике отношусь спокойно. Приятно, когда хвалят, обидно, когда ругают. Но в обоих случаях критика задевает только оболочку души. Вернее даже сказать, верхнюю часть оболочки. В глубину души, которую можно назвать и бездной, чужие оценки, какими бы они ни были, не проникают. Там совсем другие критерии, свои законы, отличные от земных.
– Считаете себя верующим? Вы много пишете о вере, православии. Вот, например:
За храмом строим храм,
Твердим, что верим в Бога,
Но Бог не верит нам.
– Ещё многие ходят в церковь, но без Христа в сердце. Путь к Богу – долгий и трудный, сомнения одолевают, искушения. Нельзя, наверное, родиться и вырасти в атеистической традиции, а потом внезапно уверовать. Можно интересоваться, стараться. Главное, не считать себя правильнее, чище других, только потому, что ты соблюдаешь те или иные обряды и традиции. Когда мы заходим в храм – это первый шажок, пока робкий, неумелый. Язычок пламени от свечки — Дух Святой, который сходил на апостолов. Если держать свечку левой рукой, огонь пойдёт прямо к сердцу, правда, сколько это времени займёт, никто не знает. По-настоящему верующим себя я не считаю. Просто хотел бы им стать, а пока в самом начале пути.
– В лирике вы касаетесь традиционно русских вопросов, тех, о которых в 40-е годы позапрошлого века спорили западники и славянофилы. Жертвенность, соборность, особая миссия России, русская сердобольность, умение прощать. Что считаете сейчас особенно актуальным?
– Думаю, сейчас не время всепрощения. Важна сплочённость, соборность, такая, какой она была раньше – в сложные моменты наш народ всегда собирался, под знаменами Дмитрия Донского, Александра Невского, Минина и Пожарского. Любовь к родине, понятия долга, чести – эти темы всегда присутствовали в русской классической и советской поэзии. К сожалению, в постперестроечное время традиции разрушались, на смену им привносились туманные представления об «общечеловеческих ценностях», вылившихся в двойные стандарты. Слова «долг» и «честь» стали чуть ли не анахронизмами. Слава Богу, сейчас всё начало двигаться в нужную сторону. Пусть не так быстро и уверенно, но всё же.
– Представления о патриотизме тоже размылись? Эмигранты, даже Бунин в «Окаянных днях», утверждали, что любят свою Россию, исчезнувшую, потерянную, а не ту страну, что создали большевики…
– Наверное, скажу банальность, но для меня патриотизм – не только любовь к своей Родине и к своему народу, но и готовность пожертвовать жизнью ради родной земли. Понимаю, что это звучит слишком просто. Но всё остальное – от лукавого. Не надо изобретать велосипед, искать вторые смыслы. Я выразил это в стихотворении:
Время дышит годиной
Испытаний и бед.
От неё за гардиной
Шансов спрятаться нет.
Надо выйти навстречу,
Помолившись, как встарь,
И свою человечью
Бросить жизнь на алтарь.
Нелегко это будет,
Хоть понятно вполне:
От страны не убудет,
Но прибудет стране.
– Понятие малой родины для вас значимо? Вы живете на Кубани, казачье происхождение сказывается на творчестве и мировосприятии?
– Малая Родина – малая лишь в географическом понятии. На самом деле, там, где ты родился и прожил детство, находится тот родник, из которого ты будешь пить всю жизнь, куда бы ни забросила тебя судьба. А казак я только по материнской линии. Мой прадед получил Георгиевский крест в Русско-турецкой войне, а дед – погиб в Крыму в Великую Отечественную. Я бы хотел иметь в себе эту прадедовскую и дедовскую казачью жилку. А по отцовской линии я – иногородний. Семья отца ещё до Октябрьского переворота приехала на Кубань из Курской губернии, где мой прадед служил кучером у барыни. Так что казачье влияние в моём творчестве присутствует, во всяком случае, я так думаю. Но русского мужика во мне, пожалуй, будет побольше.
– Вас знают как поэта-гражданина. А любовную лирику пишете?
– Я никогда не переставал писать любовную лирику. Невозможно писать стихи из чувства злобы, негодования, обиды, ведь настоящая поэзия рождается только из чувства любви – к Богу, к народу, к Отчизне, к себе, в конце концов. Но если под любовной лирикой подразумевать её узкий сектор – стихи о любви к женщине, то я об этом писал в молодые годы. Всему своё время. А писал вот в таком духе:
Я в нашей комнатке прохладной,
Проснувшись рано поутру,
Ступал на солнечные пятна
На голом крашеном полу.
Она спала, нагие груди
Укрыв распущенной косой,
А я, счастливый и босой,
Пирог в постель ей нёс на блюде,
Спешил на кухню ставить чайник.
Всё это вижу, как в кино.
Увы, мы встретились случайно.
Увы, расстались мы давно.
И жизнь, как прежде, непонятна,
И я, как нищий на балу,
Но эти солнечные пятна,
Но эти солнечные пятна
На голом крашеном полу.
– Существуют чувства, которых вы избегаете?
– Наверное, честолюбия. Оно, может быть, и движущая сила, но возникает вопрос – куда направлено это движение. Ведь честолюбие может так незаметно перейти в тщеславие, что и не почувствуешь. А вот это уже грех. Лучше всё-таки занижать самооценку, поскольку если её поднимут читатели, это будет приятно. А если ты возомнишь себя, Бог знает кем, а тебя сбросят с пьедестала, хотя и виртуального, будет больно отнюдь не виртуально.
Беседу вела Дарья Ефремова
Специально для «Столетия»
Из поэтической тетради
Стою на берегу реки,
А гладь Россию отражает.
Быть может, мы с ней двойники?
Быть может, я в ней растворился
Или она во мне. Случайно.
Ну, всё. Я тут разговорился,
А это, вероятно, тайна.
Я однажды подглядел:
На суку старик сидел,
Отрубил сук у ствола,
Но не падает. Дела!
Что ж не падаешь ты, дед?
Почесав седое темя,
Он сказал: “Ещё не время,
Божьей воли ещё нет”.
Зачем осмысливать эпоху,
Грызя конец карандаша,
Когда, быть может, завтра к Богу
Твоя отправится душа.
Туда, где знанья и понятья
Твои давно упразднены.
Где душу ждут Христа объятья
Или оковы сатаны.
Хоть ветер внутрь и не проник,
Но бросил листьев стаю
В стекло. Веду ночной дневник.
Куда веду? Не знаю.
А может, он ведёт меня
Как дед когда-то вёл коня
За повод к водопою?
«Духовной жаждою томим»,
Сижу в изнеможении.
Веду ль дневник? Иду ль за ним?
Неважно. Суть – в движении.
Всё чаще кажется: нас нет,
Златой Телец сожрал нас жуткий,
И темноту в его желудке
Мы называем «белый свет».
Сожрёт Телец и всю планету,
Её последний близок миг.
Кому ещё, как ни поэту,
Сказать об этом напрямик?
Да, можно многое отнять
У человека, вплоть до жизни.
Любовь же к Богу и Отчизне
Всегда останется сиять
Над жалким холмиком могилы
Могучим негасимым светом,
Каким бы не казался хилым
Мой стих об этом.
Блаженны Вы в краю неблизком,
Где не летают мины с визгом,
И где не рушатся дома.
Вий, говорящий на английском,
Вас, без сомненья б, свёл с ума.
В двери те, что в сенцах,
Постучал по делу:
“Эй, в котомке сердца
Я принёс вам веру”.
Даже не открыли.
Чтоб не слышать стука,
Будет мне наука.
Воспетый и в стихах, и в пьесах,
Он, как отец к своим сынам,
Уже полвека на протезах, –
Что ни весна, – приходит к нам.
Он и страшнее, и прекрасней
Всех отмечаемых годин.
Один такой в России праздник.
И слава Богу, что один.
Статья опубликована в рамках проекта на средства государственной поддержки, выделенные в качестве гранта в соответствии c распоряжением Президента Российской Федерации от 17.01.2014 № 11-рп и на основании конкурса, проведённого Обществом «Знание» России».
Комментарии
В 2010 я впервые услышала стихи
Н. Зиновьева от Александра Ипатова, поэта и журналиста из Северодвинска. Была потрясена глубиной и краткостью. Сама пишу стихи. Болезненно воспринимаю засилье американских слов во всех слоях общества. В Донбассе люди гибнут за право говорить по-русски, а мы сдаёмся без боя.
Нет языка – нет народа. Даже Патриарх говорит тенденция, а не напрвление, а Путин уже говорит тренд.
Н. Зиновьев редко, при необходимости, использует инородные слова.
Словно в паутине чуждых слов
Потерялись русские слова.
Наяву, в плену у жутких снов,
Мы лишились ясного ума?
Спит Емеля на своей печи,
Дремлет щука в глубине реки:
Кто разбудит их, кто прокричит,
Чтоб спасти язык от гибели?
Если отступить – но всей земле
Русских след тогда не отыскать –
Потеряются исчезнут в тьме,
С ними сгинет и ядрёна мать.
Квест, флэшмоб, тренд, бренд, контент
Захватили целый континент.
Как же раньше жили мы без вас?
Ели борщ и пили вкусный квас?
А теперь нет вкуса у еды:
Не “туды” она и не “сюды”.
Веселы бывали мы и пьяны,
А теперь вот стресс а-ля американо.
Если так пойдёт, и без заминки,
Будут россиянам медиа поминки.
Язык, что Пушкин воссоздал, язык могучий и великий – огрызок прежнего,
американец дикий!
Надо спасать язык!
Я в vk.com/id74916544
Пред картой бывшего Союза
С обвальным грохотом в груди
Стою, не плачу, не молюсь я,
А только нету сил уйти.
Я глажу горы, глажу реки,
Касаюсь пальцами морей,
Как-будто закрываю веки
Несчастной Родины моей.
ЭЛЕГИЯ
Начало вечного пути.
Сад собирается цвести,
А мне ещё нет и пяти,
Ещё я ангел во плоти.
Это потом мне будет плохо,
Я стану злым, пустой — эпоха,
Мир — непонятным, а пока
Жизнь светоносна и легка:
В ручонке чашка молока,
В другой ручонке корка хлеба
И очень — очень много неба,
Где проплывают облака..
НиколаЯ Зиновьева для себя открыла совсем недавно. Покорена его стихами:
ЭТЮД
Иду осенней степью по́ ветру,
По небу туч несётся рать.
Как ртуть разбитому термометру,
Мне своих мыслей не собрать.
Как будто мне и думать не о чем,
Как будто я и не поэт.
А может, мысли все так мелочны,
Что собирать их смысла нет?
ПУТЕВЫЕ ЗАМЕТКИ
Зло творится незлыми людьми,
Частный случай рождает систему.
Не пишите на скользкую тему:
О неведомом чувстве Любви.
Николай Александрович Зиновьев
55 цитат 4 подписчика
Никола́й Алекса́ндрович Зино́вьев (10 апреля 1960, станица Кореновская, Краснодарский край) — российский поэт, член Союза писателей России. Википедия.
…А Бог молчит. За тяжкий грех,
За то, что в боге усомнились,
Он наказал любовью всех,
Чтоб в муках верить научились
ВРЕМЯ СТИХОВ
.
Сейчас не время стихов.
Повсюду добра усталость,
и в королевстве слов
душа отрифмовалась.
«Сейчас не время стихов».
Но как же нам жить без лада,
когда период грехов
стал временем полураспада?
«Сейчас не время стихов…»
Да что вы! Перекреститесь!
За них умереть готов
… показать весь текст …
Нам опять угрожают, о Боже.
Это уж не на что не похоже.
Да поймите вы все в этом мире:
У нас даже картошка в мундире.
Нечего надеть — что ни говори —
Не нравятся платья.
Буду одевать с ног до головы
Я тебя в объятья.
Выйдешь из воды в трепете травы —
Давно это было.
С ног до головы, с ног до головы
Ты меня забыла.
Все обнажено: речка и закат,
Серебра теченье.
Ты теперь одета с головы до пят
В платье из забвенья.
… показать весь текст …
Снова эти кроны, кроны…
Снова этот лунный серп.
Что я видел в жизни, кроме
Этих ив и этих верб.
Но как вспомню, сколько крови
Льется в мире нашем, о!
Слава Богу, что я кроме
Верб, не видел ничего.
Напрасно обновлённую Россию
Вы ищите у мэра на балу.
Она седой старухой в магазине
Буханку хлеба прячет под полу.
Но, Боже мой, куда с её сноровкой?
С руками, что работали весь век.
Увидели, конечно. И «воровкой»
Назвал её не русский человек.
Стало мало русского в России.
Всё заморье к нам переползло,
Исподволь подтачивая силы,
Молча мировое сея зло.
Издаёт бесовские законы —
На костях устраивать пиры…
Отчего ж мы, русские, спокойны?
Потому что это до поры…
Не понимаю, что творится.
Во имя благостных идей
Ложь торжествует, блуд ярится…
Махнуть рукой, как говорится?
Но как же мне потом креститься
Рукой, махнувшей на людей…
Я в нашей комнатке прохладной,
Проснувшись рано поутру,
Ступал на солнечные пятна
На голом крашеном полу.
Она спала, нагие груди
Укрыв распущенной косой,
А я, счастливый и босой,
В постель ей нёс пирог на блюде,
Спешил на кухню ставить чайник…
Всё это вижу, как в кино.
Увы, мы встретились случайно.
Увы, расстались мы давно.
… показать весь текст …
На смутный свет вдали
Идем, но видит Бог,
Шестая часть земли
Уходит из-под ног.
Ушла уж из-под ног,
Но мы еще бредем.
И знает только Бог,
Куда мы упадем…
И понял я на склоне дня,
Когда закат тёк речкой алой:
« Не я свой крест, а он меня
Несёт по жизни небывалой».
«Идёт охота на волков…»
В.Высоцкий
Была охота на волков,
Её воспел поэт-певец,
Но век наставший не таков:
Идёт охота на овец.
А у какой овцы есть льгота?
Овца она и есть овца.
Идёт глобальная охота
На истребленье. До конца.
Чтоб не возникли кривотолки,
… показать весь текст …
Меня учили: «Люди — братья,
И ты им верь всегда, везде.»
Я вскинул руки для объятья
И оказался на кресте.
Но я с тех пор об этом « чуде»
Стараюсь все-таки забыть.
Ведь как ни злы, ни лживы люди,
Мне больше некого любить.
Афганский ветер.
Не в сорок первом под Калугой,
где холм высок,
В восьмидесятом под Кабулом-
лицом в песок.
Не плачьте мама, сын ваш Коля,
как все сыны,
был застрахован лишь от боли
былой войны.
Воронка… И еще воронка…
Сквозь лет разлом.
Зачем стучишься, похоронка,
в панельный дом?
… показать весь текст …
Женщина.
То нужна, а то вдруг не нужна,
То гоню, то зову её робко.
То принцесса, царица, княжна!
То рабыня, холопка.
То волнует, а нужен покой,
То… А впрочем, скажу по секрету
Очень плохо, когда её нету.
Когда нету её.
Никакой.
. натертой шее и тесному ошейнику – посвящается. ))
С утра на привязи надёжной
Козёл пасётся на лугу.
Травы достаточно в кругу,
И сыт козёл, как только можно.
Но бородатому злодею
Неймётся всё. И потому
Верёвка шёлковая в шею
Как нож, врезается ему.
От боли глаз ползёт под веко,
И в горле горечи рассол,
И в сердце злоба… О козёл!
Как ты похож на человека!
Стихи Николая Зиновьева о женщине
Строчка, которой озаглавлена эта заметка, входит в одно из стихотворений Николая Зиновьева, открывающих сборник:
Меня учили: «Люди – братья,
И ты им верь всегда, везде».
Я вскинул руки для объятья
И оказался на кресте.
Но я с тех пор об этом «чуде»
Стараюсь всё-таки забыть.
Ведь как ни злы, ни лживы люди,
Мне больше некого любить.
И, судя по тому, что мне довелось прочитать у этого поэта, а читал я все его сборники, похоже, что:
…как ни злы, ни лживы люди,
Мне больше некого любить – это его кредо. И оно вызывает уважение.
Но уважение вызывает многое и многие, и стихи пишут тоже многие. А поэтами рождаются единицы.
Николай Зиновьев – из этих единиц. Поэтому и узнаваем, читаем и любим уже не одно десятилетие. Недаром Валентин Распутин сказал, что «в стихах Зиновьева говорит сама Россия».
Послушаем, как она может «говорить»:
Я дверь, как печальную книгу открою,
Здесь время уже никуда не спешит.
И сумрак не тает, он будто иглою,
Лучом из оконца к стропилам прошит.
Вот старая прялка в седой паутине,
Как серая птица. Попавшая в сеть.
Вот птицы, которым не петь, на картине,
Которой уже никогда не висеть…
Это поэт о том, что можно видеть и чувствовать на его чердаке, где ещё и:
Вот тихо коробится жесть керогаза,
Стреляя чешуйками краски, а то
Блестит в полумраке булавкой от сглаза
Покойного деда пальто…
Не правда ли, когда «время уже никуда не спешит», как нельзя лучше слышишь историю этого времени, а с ней и собственную через, допустим, историю своей семьи, своего рода и своего народа.
У Зиновьева время «не спешит» ни в одном стихотворении , оттого и так основательно то, о чём он говорит. А о «спешащем» времени у него – так:
Не понимаю, что творится.
Во имя благостных идей
Ложь торжествует, блуд ярится…
Махнуть рукой, как говорится?
Но как же мне потом креститься
Рукой, махнувшей на людей.
Обратим внимание, что будто рефреном идёт это чувство, выраженное в двух последних строчках. Мы уже читали об этом в стихотворении, приведённом здесь первым: …Мне больше некого любить.
Наверное от этого чувства и идёт постоянный труд его души:
Кружил февраль по косогорам,
Позёмка пряталась в стерне,
Когда одним сплошным укором
Вся жизнь моя предстала мне.
Кого я спас? Кого приветил?
Кому был дорог мой ночлег?
Ответа не было. Лишь ветер
Бросал в лицо колючий снег.
И эта ответственность перед самим собой у него постоянна. А, когда ответственность у человека перед самим собой, она самая сильная – по самой высокой мерке. Мы ведь ещё помним знаменитые слова нашего знаменитого соотечественника, сказанные о том, что «самое дорогое у человека – это жизнь…», и КАК её надо прожить, «чтобы не было мучительно стыдно за бесцельно прожитые годы…». И другого соотечественника – о том, что:
…Не позволяй душе лениться…
Душа обязана трудиться
И день, и ночь, и день и ночь.
Может, от этого у Зиновьева такие строчки:
«Я не такой, как все» – твержу
Я то отчётливей, то глуше.
Я перед Господом скажу:
«Я не такой, как все. Я – хуже».
И от этого же боль в двух четверостишиях, где эпиграфом – слова Александра Блока «О, Русь моя! Жена моя!»:
Я не скажу тебе: «Жена».
Я говорю: «Мне лик твой жуток,
Страна Рублёва, Шукшина
И восьмилетних проституток.
Стакан прирос к твоей руке,
И лучшим чувствам нет работы».
И гаснет с эхом вдалеке
Вопрос: «Россия, кто ты? Кто ты?»…
Многие из нас, рождённых в Советском Союзе, критиковавших многое в той стране, желавших что-то изменить, чтобы жить так, как, на наш взгляд, мы заслуживаем, потеряв ту страну и сравнивая её с тем, к чему пришли сейчас, стали ощущать и ностальгию, и горечь. Потому что получилось как прежде: «до основанья, а затем». Однако, то, что вышло «затем», стало вызывать лишь слёзы. Это состояние большинства из нас поэт выразил так:
У карты бывшего Союза,
С обвальным грохотом в груди,
Стою. Но плачу, не молюсь я,
А просто нету сил уйти.
Я глажу горы, глажу реки,
Касаюсь пальцами морей.
Как будто закрываю веки
Несчастной Родине моей…
И всё это происходит в его ( и нашей) душе потому, что:
Я люблю эти старые хаты
С вечно ржавой пилой под стрехой.
Этот мох на крылечках горбатых
Так и тянет прижаться щекой.
Этих старых церквей полукружья
И калеку на грязном снегу
До рыданья люблю, до удушья.
А за что, объяснить не могу.
Как точно сказано. Ведь, когда любишь ТАК, что эта любовь, «как горла перехват, когда его волненье сдавит», то и не сумеешь объяснить, за что. Любишь и всё. «До рыданья…, до удушья». Даже, когда в это время так много поводов для сомнений и боли:
Дерутся пьяные в проулке,
Мешая с матом хриплый крик.
Прижавшись к грязной штукатурке,
На остановке спит старик.
Смеётся пьяная девица,
Садясь в попутный «Мерседес» –
Её литые ягодицы
За нить подёргивает бес.
На пустыре с начала мая
Идёт строительство тюрьмы.
Всё это жизнью называя,
Не ошибаемся ли мы.
Но ведь есть ещё и такое:
Огород к речушке. В хате
Столик с библией. Скамья
Полдень…Книга Бытия…
Разве этого не хватит?
Тут сразу же приходят на память знаменитые строчки нашего великого поэта о том же:
…Чего он хочет. небо ясно.
Под небом места много всем,
Но беспрестанно и напрасно
Один враждует он – зачем?
Как перекликаются Лермонтов и Зиновьев, не правда ли. А дальше Зиновьев делится с нами ещё и такими размышлениями:
Было ль это Господней ошибкой
Или замыслом дьявола, но
Я родился с предсмертной улыбкой,
Что стереть никому не дано.
Милый друг, не спеши с укоризной
Осуждать откровенье моё.
Ведь пойми: только в бренности жизни
Неизбывная прелесть её!
«Неизбывная прелесть», конечно же, во многом и потому, что столько неясностей, постоянных загадок в самом пленительном чувстве, которое нам дарит природа:
Я бьюсь над смыслом бытия,
Но ты войдёшь с улыбкой влажной,
Возьмёшь халат свой за края –
И ничего уже не важно…
Кем эта власть тебе дана?
В судьбу на радость и на муку
Тебя швырнул мне сатана
Или Господь привёл за руку?
Все женщины разные очень.
Особенно в жаркие ночи:
Одна молчалива, как птица.
Другая пылает, как зорька.
А есть та, которая снится.
Которая снится. И только.
И после таких слов хочется, чтобы поэт продлил разговор на эту тему, потому что неожиданность или нестандартность размышлений – дар особый. И он продолжает:
Наверно спился б я давно
Иль сгинул где-нибудь на БАМе,
Когда б не маленькое «но»
С прохладно сладкими губами,
Когда б не этот нежный взгляд,
И всё, чем с нею мы не схожи,
Что превращает жизни ад
Пускай не в райский сад, но всё же…
А эта нежность с бытовыми деталями, которые лишь в устах поэта могут служить так, что не только передают, но и усиливают эту нежность, а, точнее, её ностальгическую ноту:
Я в нашей комнатке прохладной,
Проснувшись рано поутру,
Ступал на солнечные пятна
На голом крашеном полу.
Она спала, нагие груди
Укрыв распущенной косой,
А я счастливый и босой,
В постель ей нёс пирог на блюде.
Спешил на кухню ставить чайник…
Всё это вижу, как в кино.
Увы, мы встретились случайно.
Увы, расстались мы давно.
И жизнь, как прежде непонятна.
И я, как нищий на балу.
Но эти солнечные пятна…
Но эти солнечные пятна
На голом крашеном полу.
«Но эти солнечные пятна…». Ведь у очень многих из нас есть «эти солнечные пятна», которые, нет-нет, да и встают перед глазами, давая возможность «и отрешиться, и воспарить», что так помогает в нашей суетной жизни. Но сказать именно ТАК дано лишь единицам, за что мы им постоянно благодарны. Благодарны потому, что это о самом главном, о чём поэт продолжает и в следующем стихотворении:
Дай Бог мне славу и почёт,
Богатство дай – всё будет мало!
Всё будет словно бы не в счёт
Без губ её, горящих ало.
Пусть Бог меня вдруг нищетой,
Как ледяной водой окатит.
Но даст глаза и губы той,
Одной единственной! И хватит.
В этих двух четверостишиях сказано столько, что «ни убавить, ни прибавить».
А теперь о другом:
Люблю я тихий час закатный,
Когда остынет пыль дорог,
Когда чуть влажный и прохладный
С реки подует ветерок,
Когда над зеркалом запруды
Две-три звезды встречают взгляд,
Когда умолкнут словоблуды,
И молчуны заговорят…
Вот сменила эпоху эпоха,
Что же в этом печальней всего?
Раньше тайно мы верили в Бога,
Нынче тайно не верим в Него.
Сколько неожиданных поворотов, привносящих изюминку в размышления поэта.
А вот стихотворение, которое он назвал «О себе»:
Ты заметишь как-то вдруг:
Другом стал тебе твой враг,
А врагом тебе стал друг,
Ты ж как был и есть – дурак.
Дураки не имут сраму –
Это явный плюс судьбе.
Дураки не роют яму,
Разве только что себе…
Ну и выроешь, конечно, –
Это, в общем, не секрет.
И друзья с врагами нежно
Назовут тебя: «Поэт».
Думаю, здесь не случайно слово «нежно». Потому что как бы ни странно на наш обывательский взгляд вёл себя поэт, он дарит нам возможность взглянуть на мир его глазами, после чего ты открываешь в том, что много раз видел и мимо чего проходил, столько, что диву даёшься, как сам не замечал, казалось бы, очевидное и такое прекрасное. Ну, допустим, вот это:
Уйти к реке. Уединиться.
Блаженно слушать до темна,
Как в ивняке свистит синица,
Как просто счастлива она.
Потом, вдыхая дым предместий,
Идти при звёздах по тропе…
И разрыдаться вдруг, как в детстве,
От жгучей жалости к себе.
В последних двух строчках – тоже одно из «чудачеств», характерных для того, кто рождён поэтом. Вспомним, как о таком же состоянии, хотя и по совершенно иному поводу написал другой – ныне знаменитый поэт:
…Большую повесть поколенья
Шептать, нащупывая звук.
Шептать, дрожа от изумленья,
И слёзы слизывая с губ.
Размышлений о том, что такое поэт, у Николая Зиновьева много. Допустим, такое:
Тот вино, как воду пьёт.
Этот грядки бьёт на даче.
А поэт, друзья, живёт
Чуть иначе.
Да, он тоже пьёт вино,
Грядки бьёт, но всё равно,
Каждый день и каждый час,
Хоть не лезет вон из кожи,
Но он думает о вас,
И за вас, простите, тоже.
Мне даже захотелось последнюю строчку увидеть здесь после точки. Для меня она – отдельная мысль, которая играет очень сильно. Ну и дальше на эту же тему – названное «Автопортрет»:
Не пишу о вожде,
Не пишу о дожде,
А пишу о душе.
Стал поэтом уже.
В четырёх строках – суть Поэта. И не только Поэта, но и шире – Художника. Вспомним, как блистательный Константин Коровин, размышляя о сути живописи, сказал, что даже в пейзаже главным являются не композиция и цвет, история твоей души.
Эта «история души» в конечном счёте приводит Николая Зиновьева и к такому её состоянию, когда:
Пишу стихи свои я чтоб,
Стал русофилом русофоб.
Я знаю, это очень сложно,
Но, если в принципе возможно,
Готов писать я день и ночь
С тем, чтоб стране своей помочь.
Готов собою пренебречь,
Чтоб только Родину сберечь.
Об этом, собственно, и речь.
Тут даже не нужно комментариев, потому что «гражданином быть обязан», для поэта – главное. И это вместе с любовью к его стихам вызывает уважение к его личности.
А вот и такие размышления, тоже характерные для взаимоотношения Зиновьева со своей Музой:
Писать о звёздах – тратить дни.
А сколько их осталось, дней?
Пишу о людях, ведь они
Намного ближе и родней.
Мы все-то, в общем, неплохие.
Есть свои плюсы и в прохвостах,
Но попадаются такие,
Что лучше б я писал о звёздах.
И дальше, как мы уже отмечали, – характерное для этого поэта завершение, которого никак не ждёшь:
А сам-то я не из таких?
Всё-всё, заканчиваю стих.
Не правда ли, и изящно, и глубоко. А также, по-Зиновьевски: прежде всего спрос с себя. И по большому счёту.
В издательстве “Российский писатель” вышла новая книга Н.Зиновьева «Стихотворения»: М., Российский писатель, 220 стр., тираж 1 000 экз.
Весь тираж находится у автора в городе Кореновск Краснодарского края. Стоимость книги без учета затрат на почтовую пересылку – 150 руб. Автор, не имеющий иных средств, кроме очень скромной пенсии, просит помочь ему в распространении и продаже книги. С ним можно связаться по электронному адресу:
nikzinkor@mail.ru
***
Могу ещё долго говорить о поэзии моего земляка, тоже рождённого в кубанской казачьей станице. Но не потому, что мы земляки, мы ведь даже не знакомы. А потому, что этот человек однажды сказал:
…Ведь как ни злы, ни лживы люди,
Мне больше некого любить.
…Готов собою пренебречь,
Чтоб только Родину сберечь…
А это дорогого стоит. Он любит, поскольку природой ему дан самый высокий талант – любить. Любить женщину и Родину, суть которой – люди. Но не просто любит, а умеет об этом талантливо сказать. А сказать талантливо, это уже второй дар человеку, которого та же природа сделала поэтом, и, следовательно, наделила определённой миссией, которую он несёт с честью.
Конечно, Николай Зиновьев у каждого свой, и моя заметка не имела цели дать всесторонний анализ его творчества. Он в этом давно не нуждается. То, что здесь написано – лишь моё субъективное восприятие крупного современного поэта, чьи стихи я нередко перечитываю, потому что испытываю такую потребность. И написал об этом для того, чтобы сказать поэту спасибо. А ещё для того, чтобы тот, кто пока не знает о его новом сборнике, взял этот томик и остался с ним наедине.
Уверен, уважаемый читатель, Вы не пожалеете.
Н.А.Зиновьев. Стихи
Николай Александрович Зиновьев, поэт из Краснодарского края, родился в 1960 году в станице Кореновской. Учился в ПТУ, станкостроительном техникуме, в университете. Работал грузчиком, бетонщиком, сварщиком. В 1987 году вышла его первая книга стихов. На сегодняшний день у Николая вышло шесть книг. В 2005 году ему была присуждена Большая литературная премия России, а в 2010 году он стал лауреатом Всероссийской православной литературной премии им. Александра Невского. Стихи краснодарского поэта часто печатаются в журналах, они быстро расходятся по стране без всякой рекламы по радио или телевидению. Валентин Григорьевич Распутин сказал о поэте: «В стихах Николая Зиновьева говорит сама Россия».
В степи, покрытой пылью бренной,
Сидел и плакал человек.
А мимо шёл Творец Вселенной.
Остановившись, Он изрек:
«Я друг униженных и бедных,
Я всех убогих берегу,
Я знаю много слов заветных.
Я есмь твой Бог. Я всё могу.
Меня печалит вид твой грустный,
Какой нуждою ты тесним?»
И человек сказал: «Я – русский»,
И Бог заплакал вместе с ним.
* * *
Моей души пейзаж невзрачен,
Коль он бывает у души:
Река с водою непрозрачной,
Поломанные камыши.
На берегу гнилая лодка,
Кострища чёрный, грязный след,
Но надо всем какой-то кроткий,
Необъяснимо тёплый свет.
От мира — прогнившего склепа, —
От злобы, насилья и лжи
Россия уходит на небо,
Попробуй её удержи.
* * *
Я проснулся paно утром
Ни луны, ни солнца нет.
За стеклом оконца мутным —
Непонятный белый свет.
Ах, да это ж он, летучий!
Так лети ж и радуй всех,
Мой пушистый, мой колючий
Сорок третий первый снег.
* * *
Солнце встало. Как и надо,
Голубеют небеса.
Похмелённая бригада
С «матом» лезет на леса.
А прораб, слюнявя чёлку,
Плотью чуя блудный гон,
Голоногую девчонку
Тащит в вахтовый вагон.
Истопник глядит и злится,
И от зависти томится, —
Тлеет «прима» на губе,
А в котле смола курится.
Глянь, Господь, что тут творится.
Это строят храм Тебе.
Ни от тюрьмы, ни от сумы,
Ни от пустого верхоглядства,
Ни от вина, ни от кумы.
Я зарекаюсь от богатства.
* * *
“В Россию можно только верить. “
Ф.И. Тютчев
Не день, не месяц и не год,
Всегда в Россию верить нужно.
А что касается невзгод,
Они уйдут, как псы, послушно.
Они сбегут в одном исподнем,
Гонимые бичом Господним.
Задавлен бедностью народ,
Но нищетою он возвышен.
Невидим глазом и неслышим
Идёт в сердцах переворот.
Когда он завершится,
Не знаю, что случится.
«Как живёшь?» «Да скриплю, — отвечает
На вопрос чей-нибудь кто-нибудь.
И ответив, он даже не чает,
Что проник в сокровенную суть.
В погибающей нашей Отчизне,
Где живущим свет белый не мил,
Засыхает само древо жизни
И протяжно скрипит на весь мир.
ВЕТЕР ПЕРЕМЕН
Светлой памяти Ю.П. Кузнецова
Сдул страну и не заметил,
Будто пыль стряхнул с колен,
Сильный ветер, злобный ветер,
Жуткий ветер перемен.
По развалинам порыскал
И поспать улёгся в ров;
Чем-то тёплым нас обрызгал
И солёным. Боже, кровь.
Век грядущий дик и мрачен,
Как волчицы старой зев,
Но его мы одурачим,
Раньше срока умерев.
Она всех любит без разбора,
То право свыше ей дано.
Святого старца или вора
Ей принесут — ей всё равно.
Из трав и снега её платья,
И нрав её, отнюдь, не злой,
Но кто попал в её объятья,
Тот сам становится землёй.
И вновь свободна, вновь невеста
Она, покорна и тиха,
И новое готово место
Для жениха.
* * *
Отныне все отменено,
Что было Богом нам дано
Для жизни праведной и вечной.
Где духа истины зерно?
Верней спросить: «Зачем оно
Людской толпе бесчеловечной?»
Итак, грешите, господа.
Никто за это не осудит.
Не будет страшного суда,
И воскресения не будет.
* * *
Не потому, что вдруг напился,
Но снова я не узнаю, –
Кто это горько так склонился
У входа в хижину мою?
Да это ж Родина! От пыли
Седая, в струпьях и с клюкой.
Да если б мы ее любили,
Могла бы стать она такой.
Там, где сквозь огнедышащий чад
Солнце на ночь в ущелье свалилось,
Сын погиб.
Чтоб доняньчить внучат
Мать на время живой притворилась.
* * *
Не понимаю, что творится.
Во имя благостных идей
Ложь торжествует, блуд ярится.
Махнуть рукой, как говорится?
Но как же мне потом крестится
Рукой, махнувшей на людей.
* * *
Эх, подкачу-ка я штанины,
Несите ноги, вы вольны,
Куда хотите, гражданина
Несуществующей страны.
Ну что же, нет страны, и ладно.
Выходит кончилось кино.
Зато пока еще прохладно
В бутылке терпкое вино.
А если я при всем при этом,
При всем при этом, да при том
Не стану даже и поэтом,
То точно сделаюсь шутом.
Я бубенцами стану звякать,
Глотну вина и брошусь в пляс,
Чтоб ненароком не заплакать.
Навзрыд.
Беззвучно.
Как сейчас.
* * *
Бог ли всех нас позабыл?
Злой ли дух приветил?
Были силы – нету сил,
Брошены на ветер.
И друг другу стали мы
Словно псы цепные.
«Колокольчики мои, –
Я кричу навзрыд из тьмы, –
Цветики степные!»
Воспетый и в стихах, и в пьесах,
Он, как отец к своим сынам,
Уже полвека на протезах, –
Что ни весна, – приходит к нам.
Он и страшнее, и прекрасней
Всех отмечаемых годин.
Один такой в России праздник.
И слава Богу, что один.
* * *
Что я тебя все грустью раню?
И помыкаю, как рабой?
Давай, душа, растопим баню
И всласть попаримся с тобой.
А после сходим к деду Ване,
Пусть он развеет нашу грусть.
Игрой на стареньком баяне,
Пускай порадуется Русь.
Услышав чистое, родное,
Узнав знакомы черты,
Как будто платье выходное,
Моя душа, наденешь ты.
* * *
Парк. Осень. Клены. Желтизна.
И дно фонтана в паутине
И облака, как на картине,
Стоят недвижимо. И сине
С небес нисходит тишина.
Охапку листьев соберу,
Склоняясь в поясных поклонах
Неутомимому Тому,
Кто вновь их вырежет на кленах.
* * *
У нас на хуторе, в Европе,
Пока ни стычек, ни боев.
Лишь кошка прячется в укропе,
Подстерегая воробьев.
И жизнь, и смерть походкой тихой
Идут, – тьфу, тьфу, не сглазить чтоб.
И дед Антип с усмешкой дикой
Себе сколачивает гроб.
И говорит, что нет надежи
Ни на кого – все пьют в семье,
И что крещенному не гоже
Потом, как псу, лежать в земле.
Боящийся шороха мыши,
Покорный всегда, как овца.
Считающий всех себя выше.
Забывший и мать и отца.
Не ищущий истины – брода.
Прислуга на шумных пирах.
Носящий лишь званье «народа»,
Такого народа – я враг.
Прошу ни славы, ни утех,
Прошу Тебя, скорбя за брата,
Спаси мою страну от тех,
Кто распинал Тебя когда-то.
Христос, они твои враги!
Они рабы Тельца Златого, –
Ты знаешь Сам, так помоги,
Ведь Твоего довольно слова.
* * *
А вообще-то я лирик по сути:
Я писал бы о песнях дождей,
О заре на озёрной полуде,
О таинственных криках сычей.
Не даёт же мне в лирику впасть
Эта чёрная, скользкая власть,
Что так схожа с пиявкой болотной,
Присосавшейся к шее народной
И раздувшейся, сволочь, до жути.
А вообще-то я лирик по сути.
Скользнув лучами по перрону,
Закат на грязный, темный снег
Набросил тени. А ворону
Загнал на тополь на ночлег.
В багрец окрасил водостоки,
И от грехов людских далек,
Румянцем девичьим на щеки
Вокзальной шлюхи тихо лег.
* * *
У карты бывшего Союза,
С обвальным грохотом в груди
Стою. Не плачу, не молюсь я,
А просто нету сил уйти.
Я глажу горы, глажу реки,
Касаюсь пальцами морей.
Как будто закрываю веки
Несчастной Родине моей.
* * *
Я люблю эти старые хаты
С вечно ржавой пилой под стрехой.
Этот мох на крылечках горбатых
Так и тянет прижаться щекой.
Этих старых церквей полукружья
И калеку на грязном снегу.
До рыданий люблю, до удушья.
А за что, объяснить не могу.
* * *
Кто там на улице стреляет?
А то, повесив на забор,
Соседка тряпку выбивает,
Так называемый «ковер».
Его бы выбросить на свалку,
Но сука-бедность не дает,
И высоко вздымая палку,
Хозяйка бьет его и бьет.
С какой-то лихостью гусарской
Колотит тряпку все сильней.
Наверно, бедной, мнится ей,
Что сводит счеты с государством.
* * *
Такое бывает нередко:
Очнешься от праздных утех
И вздрогнешь невольно, как ветка
С которой осыпался снег.
И с душной тоскою подранка
Глядишь, как на мерзлом окне
Пустая консервная банка
Пылает в закатном огне.
* * *
Дерутся пьяные в проулке,
Мешая с матом хриплый крик.
Прижавшись к грязной штукатурке,
На остановке спит старик.
Смеется пьяная девица,
Садясь в попутный «Мерседес» –
Ее литые ягодицы
За нить подергивает бес.
На пустыре с начала мая
Идет строительство тюрьмы.
Все это жизнью называя,
Не ошибаемся ли мы.
* * *
На беду собака воет.
Сад в тумане, как в дыму.
Ум для сердца яму роет,
Сердца сеть плетет уму.
Сердце ноет от разлада,
Ум собой по горло сыт.
И туман на сучьях сада,
Как повешенный, висит.
* * *
Любил я это время суток, –
Благословенные часы!
Давясь дремотою, из будок
На дверь поглядывали псы.
Из дома выходил хозяин
И зябко кутался в тулуп.
О, незабвенный дух окраин!
О, снега скрип! О, дым из труб!
Хатенки ветхие. Сугробы.
Окошки все до одного
Глядят без зависти, без злобы.
О, время детства моего!
* * *
Стихает свист синиц и коноплянок
Натруженного дня стихает гуд,
Когда сожженных солнцем баб с делянок
Домой в прицепе тракторном везут.
Они при комиссарах и буржуях
Все с той же шелухою на губе.
Гляжу на них. Когда на них гляжу я,
Мне как-то стыдно думать о себе.
А по утрам в глазах темно.
На хате крыша вовсе села.
И вспомнить страшно, как давно
Душа её перегорела.
Но на лице от жизни той
Остался свет. Он нестираем,
Как отблеск бедности святой
На миске с выщербленным краем.
Покряхтев и поохав,
Дед отладил косу.
И шагнули мы «с Богом»
По колено в росу.
Дед столетью ровесник,
Он и тут впереди, –
Даже на спину крестик
Сбился с впалой груди.
Так и шли мы, а к полдню
Я чуть ноги волок.
И, признаюсь, не помню,
Как упал на валок.
Высоко в поднебесье
Уходил в облака
«Миг», похожий на крестик
Моего старика.
Воды и солнца тут без меры,
А сколько песен под баян
Здесь спето нами, пионерами –
Детьми рабочих и крестьян!
Поем о Родине могучей,
О добрых, доблестных делах.
И развевается над кручей
Родной с рожденья красный флаг.
В жару лежим ничком под тентом,
Бросаем камешки в овраг,
И точно знаем: президентом
Быть может враг, и только враг.
* * *
Как ликует заграница
И от счастья воет воем,
Что мы встали на колени.
А мы встали на колени –
Помолиться перед боем.
* * *
Первые сединки в волосах.
Тонкие чулки в такую стужу.
Брови словно нитки. А в глазах –
Ничего, похожего на душу.
И стоит, румянами горя,
«Сука привокзальная», «Катюха»,
«Катька-полстакана», «Катька-шлюха»,
Катя. Одноклассница моя.
Стояла летняя жара.
И мама жарила котлеты.
И я вершил свои «дела» –
Пускай кораблик из газеты.
И песня русская лилась.
Из репродуктора в прихожей.
Не знаю, чья была то власть,
Но жизнь была на жизнь похожа.
Я помню, как был дядька рад,
Когда жена родила двойню.
Сосед соседу был как брат.
Тем и живу, что это помню.
Травы пахнут так сладко,
Воздух теплый такой.
За железной оградкой –
Тишина и покой.
Как зеленая туча,
За оградкой – ветла.
И калитка скрипуча,
И скамейка тепла.
Странным кажется это,
И сомненья берут:
То ли солнцем нагрета,
То ли ангел был тут.
* * *
А он все ближе, страшный день.
Нам со стола метнут окуски,
Как будто псам. И даже тень
На землю ляжет не по-русски.
Не умирай, моя страна!
Под злобный хохот иноверца.
Не умирай! Ну, хочешь, на!
Николай ЗИНОВЬЕВ. ГОРЬКИЙ СВЕТ. Стихи
Николай ЗИНОВЬЕВ
ГОРЬКИЙ СВЕТ
То порой опускаясь на дно,
То со дна поднимаясь, как дым,
Достоверно я знаю одно,
Что уже не умру молодым.
А ребята ушли в двадцать лет.
Что осталось от них? Имена?
Нет, конечно, когда лунный свет
На полу оставляет свой след,
Все они посещают меня…
ГОРЬКИЙ СВЕТ
Я часто думаю со страхом,
Держа в руках ладонь твою:
«И эти пальцы станут прахом,
Утратив теплоту свою».
Тут надо мне сдержать рыданья,
И всеми силами ума
Понять, что свет непониманья,
Как он ни горек, он – не тьма…
С неба слышится трель жаворонка,
Зацветает в речушке вода.
И куда ж ты, родная сторонка,
Встав на цыпочки, смотришь всегда.
То ли в детство глядишь золотое,
То ли в бездну последнего дня?
Дорогое, родное, святое,
Отпусти на свободу меня!
Когда я выхожу из храма,
Меня ведёт за руку мама,
А за другую – папа мой
А мне ещё годочков шесть,
Во мне грехов ещё – ни грамма…
Наверно, так оно и есть,
Когда я выхожу из храма…
Солнце светит зло и колко.
Улыбаюсь, а иначе
И расплакаться недолго.
На ветвях сухие груши,
Цвет небес такой же синий,
Как глаза твои, он в душу
Льётся всё невыносимей.
Но держусь на силе воли,
Поскорей бы уже вечер.
Но, а если, кроме боли
Этой, жить мне будет нечем.
НЕИСПОЛНИМЫЕ ЖЕЛАНИЯ
Я хотел бы жить по совести,
Пребывая, не шутя,
В состояньи невесомости
Собственной, ну, как дитя.
Чтоб смотреть глазами детскими
День и ночь в глаза судьбе…
А словами злыми, резкими
Говорить лишь о себе.
А ещё мне очень хочется, –
Эк, меня-то понесло, –
Чтоб блаженство одиночества
В муку не переросло.
НА РЕКЕ
Наконец, понять я смог,
Что, исполнившись, желанья
Исчезают – вот подвох!
Яд желаний весь до капли
Вылил я из склянки дней.
Я теперь счастливей цапли,
Чище облака над ней.
Сколько лет это было назад?
Наша старая хата, осенний
В первом инее старый наш сад,
«Подморозило», – дядя Арсений
Говорит, в рукомойник стуча,
И так громко и гулко смеётся,
Что кот Мурзик даёт стрекача
В лопухи, что растут у колодца.
Я стою на ступеньке крыльца
Полусонный в объятьях рассвета,
И не знаю, что я до конца
Своих дней вспоминать буду это…
Давно в могиле мой отец,
И я, понятно, не юнец,
Но сам не знаю, кем слыву,
Когда у низенькой оградки
«Отец, пойдём косить траву!» –
Я говорю. И так реву,
Что ходят ходуном лопатки…
Снова залит сад луною,
Я под грушею стою,
А от груши тень длиною
В жизнь твою или мою.
Сердце бьётся редко-редко,
Сад стоит притихший весь,
И дрожит одна лишь ветка, –
Почему дрожит? Бог весть.
На склоне лет, уже почти отвесном,
Когда слова становятся нежней,
Когда закат, как в Царствии Небесном,
Писать стихи и легче, и страшней.
Дождь внезапный в окно постучался,
Тёплой лужицей лёг у крыльца –
Ненадолго. В течение часа
Он опять улетел в небеса.
Он мне, летний, напомнил ту осень,
И те дни, тяжелее свинца.
Может это не дождик был вовсе,
А небесный привет от отца.
ЛЮБОВЬ
Твоё отсутствие когда-то
Считал я главной из потерь,
Но как-то зло и виновато
Промчались годы, и теперь
Мне всё равно, где ты «зависла»,
Какому нравишься хлыщу.
Я, как ребёнок в жизни смысла,
Тебя блаженно не ищу…
НА ХУТОРЕ
Жизнь моя другою быть могла бы,
Ну, да ладно, я уже привык
И к такой, где ссорятся две бабы,
Где тоску из лужи цедит бык.
Где рукой подать до мезозоя,
И легко лицом ударить в грязь,
Если только снова баба Зоя
В долг отпустит, громко матерясь.
В колее – потерянный ботинок,
А хозяин, видимо, в раю…
Грустная и страшная картина.
Не возьмёте? Даром отдаю!
На горящей броне
Наша вырвалась рота,
Все спаслись, только мне
Не хватило чего-то…
Мне ль на Бога пенять –
Есть семья и работа,
И тоска, но опять
Не хватает чего-то…
Все уйдём мы в тот храм,
Что горит на закате,
Но боюсь, что и там
Мне чего-то не хватит…
НОЧЬЮ
Луна… В такое время суток
Нередко сбой даёт рассудок,
И забирает власть душа,
И жизнь не стоит ни гроша.
Все хаты прячутся под крышу,
Темнеют в поле зеленя.
Закрыв глаза, отца я вижу:
«Отец, ты видишь ли меня?».
Но на вопрос мой нет ответа,
Молчанье тягостно и жутко,
Я долго так не протяну.
Жду возвращения рассудка,
Чтоб отдохнуть в его плену…
3 августа 2019 г.
СМЕРТЬ ПОЭТА
Из каморки последнего дня
Он с улыбкой спокойною вышел,
И всё дальше от нас уходя,
Становился всё выше и выше…
3 августа 2019 г.
СТАРИК
Изнывает душа моя снова,
«Отчего?» – старика я спросил,
И сказал мне старик: «Ищет слово»,
И бычок о ладонь погасил.
И я в мысли свои погрузился,
Головой своей глупой поник.
И лишь только потом спохватился:
«А откуда тут взялся старик?».
Огляделся с опаской я: пусто,
Лишь по отмели бродит кулик
Да шумит несмышлёный тростник,
Но не страшно мне стало, а грустно,
Потому что я так же исчезну,
Ускользну, не оставив следа,
Может быть, в океанскую бездну,
Может, в землю. Неважно куда.
5 августа 2019 г.
ОСТАНОВЛЕННОЕ СОЛНЦЕ
На багровеющий диск солнца
Мы весь январь, не пряча слёз,
Вдвоём смотрели из оконца
Сквозь пальцы тонкие берёз.
Ты утомлённая шептала
Во сне какие-то слова,
От них кружилась голова,
И в горле что-то щекотало.
Любовь разрушили мы сами,
Вдвоём пойдя на глупый риск…
Но этот диск, багровый диск,
Он всё стоит перед глазами…
5 августа 2019 г.
ОПЯТЬ В СТЕПИ
Пусть каждый спросит себя строго:
Что может доброго быть в нас,
Коль сотворившего нас Бога
Убить пытались мы не раз.
Мы все виновны: кто отчасти,
А кто наотмашь, целиком.
А при раскладе при таком
Какого смеем ждать мы счастья?
Так думал я, шагая в свите
Степного полдня среди трав.
Не знаю, прав я был, не прав?
Но я так думал. Извините.
8 августа 2019 г.
Комментарии
В колее – потерянный ботинок,
А хозяин, видимо, в раю…
Грустная и страшная картина.
Не возьмёте? Даром отдаю!
Я, что называется, “нарвался на это четверостишие. И хочется плакать и хохотать. И далее пошли открытия. Этот цикл Июль – август, – удача. Печаль светлая, грусть – торжественная, скорбь – уважительная и искренняя. У меня есть в жизни потери и Вы их частично выразили. Ещё и за это спасибо!
Владимир Райберг
Главное в поэзии Зиновьева это не то, о чем он пишет, а то как он об этом пишет. А пишет он гениально
Николай Зиновьев естественен в жизни и стихах, он не придумывает стихи, а живёт ими, поэтому, какова жизнь кубанской глубинки, таково и её поэтическое восприятие и отражение, без подмалёвок и пьяного задора. С уважением к автору и его поэзии, Валерий Латынин.
Вот сегодняшнее стихотворение от Николая Зиновьева. Я думаю, многие найдут в нём ответ на мучащий их вопрос:
* * *
Пишу о том, что течь на корабле,
О том, что наши души прут на “красный”…
Писать же о любви и о добре
Повременю, – они нам не опасны.
Придёт пора, я напишу о них,
Как надо: вдохновенно и пространно,
Ну, а пока ещё, поверьте, рано –
Идёт сраженье, дорог каждый миг…
26 сентября 2019 г.
С добрыми пожеланиями, Сергей Зубарев.
Не будет же поэт писать по заказу про два притопа, три прихлопа. Каждый пишет о том, что ему ложится на душу. Я не считаю, что у поэта рыдания.
Для 20388. Не думаю, что уважаемый Николай Зиновьев не замечает ничего положительного вокруг.
Для # 20388.
“Мы все, как можем, на земле поем,
Но среди всех великих было мало”.
(А.Передреев)
К # 20384: НИКАК. А обязательно писать только об этом, не замечая ничего положительного вокруг?
Наталье Радостевой
Люблю борьбу противоречий.
Мне ангел вечность предсказал.
Я понял, что ещё не вечер.
Изгиб изысканных зеркал
Меня нисколько не тревожит.
Влюблённость – лакомый недуг.
Противоречия, похоже,
Чугунных стрелок перестук.
Сергей Шкловский.
Как писать весёлые стишки о молодых ребятах, погибших в Афганистане? Или об убийстве Бога в себе, или об отце, которого уже нете?
Валерий Скрипко
Один Зиновьев – большевик в душе-
жил с Лениным он в финском шалаше,
другой -поэт -так пишет будто он
в Михайловском был счастливо рождён!
Не вижу никакого нытья и плача в стихах уважаемого Николая Зиновьева. Вижу светлую печаль. Не вижу и рыданий, тем более грубости, как у комментатора 20377. Свидетельствую – ученики пойдут. “С улыбкой спокойною”.
Вот уж не ожидала! На мой добрый коммент – такой реальный и банальный “накат” Сергея Шкловского ((
Первое слово, что зацепило: “Сударыня”. Первая мысль, что возникла: Выслужился!
Господин Шкловский, может не для Вас, но вообще-то я – товарищ. И Николай Зиновьев, кого – в отличии от Вашего хитрО-витиеватого ухода от точного отношения к его поэзии в первом из комментов, я назвала хорошим поэтом, уж точно в Вашей защите от меня не нуждается.
Не думаю, что все краснодарские поэты настолько выгорели духовно, что их не тошнит от самой этой (из самых распространённых и бросаемой по случаю и без случая) фразы троллей современности: “Учите матчасть!” И не думаю, что для выражения любви к своей Отчизне, все поэты России должны взять под козырёк одной строки Некрасова, беспрерывно гневаясь и печалясь в творчестве, абы доказать сию любовь.
Иных стихов Некрасова или иных классиков Вы не читали? Радости, любви, восторга, упоения, умиротворённости не одобряете? О грехе уныния ничего не слышали? Желающего спрыгнуть с моста удерживать бы не стали? Желания встряхнуть и ободрить погрузившихся в печаль по макушку не возникало? Оптимизм претит и Вы против того, чтобы он сменил ту самую печаль Николая Александровича, наполнив его творчество новым содержанием?! Мне – с моей жизнерадостностью – помимо печали и гнева – мыло с верёвкой не предложите?
Не отвечайте – вопросы риторические, не вызывайте мой гнев – я и без него Отчизну люблю.
И на наполнение творчества Николая Зиновьева оптимизмом и радостью надеяться всё одно буду) Наталья Радостева
Не путайте праведное с грешным. Стихи Николая Зиновьева праведные. Я люблю стихи Николая за их светлую печаль. Они изначально таковыми и являются, потому что печаль для русского человека всегда светла. Сергей Шкловский.
Нытьё и плач – это разные вещи. Зиновьев постоянно рыдает, воистину Краснодарская поэтическая школа рыданий. Вот только пойдут ли туда ученики? Уж больно уныло.
Старых и заблудших поэтов не бывает. Ибо Дух не подвержен коррозии. А поэт в высшей степени – одна из духовных ипостасей, которая нетленна Ибо Слово поэта – Божье Слово. А у Бога нет возраста. А значит, и у поэта нет возраста. Слёзы – это Божья благодать. Слёзы очищают душу и вразумляют на путь истинный. Сергей Шкловский.
ОТВЕТ НА КОММЕНТАРИЙ #20374
Так любит, что всё время слёзы по ней льёт. И заодно по себе. Или более о себе, старом и заблудшемся в его поэтическом воображении поэте.
Сударыня Наталья Радостева, как говорят политики, учите материальную часть. Без неё никуда. Николай Алексеевич Некрасов чётко и ясно сказал :” Кто живёт без печали и гнева, Тот не любит Отчизны своей”. Николай Зиновьев неистово любит Отчизну. Сергей Шкловский.
Серьезные стихи. М.И.
А вот не буду, принципиально не буду хвалить стихи хорошего поэта Николая Зиновьева. Мечите в меня молнии – даже не почувствую там, где уже об острые камни безнадёги ободрало, когда в море вселенской печали волной депрессии этой подборки смыло. Да ёлки-палки же, Николай Александрович! В нашем ли с Вами прекрасном возрасте и обретённой свободе от обязанностей родному государству этак впадать в грех уныния?! Лично у меня по ориентиру на бабулю, к коей даже в 80 дважды сватались)), ещё лет 30 как счастья по снегу хрустеть и бабочками любоваться, не говоря уже об иных прелестях жизни. В которой пока не хватает только Ваших оптимистичных стихоТворений, что таки надеюсь дождаться) С уважением, Наталья Радостева
Николай не изменяет своей выстраданной поэтике. И это замечательно. Пора писать о Краснодарской школе поэзии. Удачи и счастья. Сергей Шкловский.
Редакция предупреждает, что далеко не всегда и во всём согласна и созвучна в публикациях наших авторов. Но, доверяя и авторам и читателям нашим, предполагаем в них наличие здравого смысла и умения самим разобраться в том, что им нужно, а что – чуждо. Доводим также до сведения, что возрастной ценз наших читателей ограничен 18+.
Зиновьев Н. А. стихи
Николай Александрович Зиновьев, поэт из Краснодарского края, родился в 1960 году в станице Кореновской. Учился в ПТУ, станкостроительном техникуме, в университете. Работал грузчиком, бетонщиком, сварщиком. В 1987 году вышла его первая книга стихов. На сегодняшний день у Николая вышло шесть книг. В 2005 году ему была присуждена Большая литературная премия России, а в 2010 году он стал лауреатом Всероссийской православной литературной премии им. Александра Невского. Стихи краснодарского поэта часто печатаются в журналах, они быстро расходятся по стране без всякой рекламы по радио или телевидению. Валентин Григорьевич Распутин сказал о поэте: «В стихах Николая Зиновьева говорит сама Россия».
“Русский человек — православный человек”
Ф.М.Достоевский
Когда всё чуждое осилю
В душе, я в рост свой поднимусь
Не за Великую Россию —
Я встану за Святую Русь!
Кто в этом разницы не чует,
В том не пульсируют века,
Тот душу пусть свою врачует.
Не русский он ещё пока.
Нам опять угрожают, о Боже,
Это уж ни на что не похоже.
Да поймите вы все в этом мире:
У нас даже картошка в мундире
Я жертва дьявольской эпохи,
И рай не светит мне, увы.
Но я пишу. Пишу о Боге
В надежде, что спасётесь вы.
Признанье это иль призванье?
Но да продлятся ваши дни!
А человеческое знанье
Незнанью полному сродни.
И потому я не трясусь:
Быть может, с вами и спасусь.
Звон колокольный пахнет медью
В прохладном воздухе сыром.
Не всё кончается со смертью –
Я это чувствую нутром.
От этой мысли замираю,
Знаменье крестное кладу…
Кто больше всех достоин рая?
Кто на земле жил, как в аду?
Коль так, то в путь в небесный рай не узкий,
И, преимущественно, русский.
Господь, вопрос мой разреши,
Он вызывает опасенье:
Что, если Родины спасенье —
В спасенье собственной души?
А я грешу, хоть в том и каюсь,
Но при раскладе при таком,
Не я ли, Господи, являюсь
Отчизны собственной врагом?!
Христос мне снился только раз…
Христос мне снился только раз,
И сон тот был так чудно дивен,
Что с той поры и по сей час
Любой другой почти противен.
Мне сна того не передать
Земным путём стихосложенья.
Была то Божья благодать.
Хочу дождаться повторенья.
Плюнь на законы мировые!
Писали их твои враги.
И не снимай распятья с выи!
Даже подумать не моги!
Даже когда поставят к стенке
Узреть последнюю зарю.
Ты плюнь им в выпуклые зенки.
Плюнь прямо в зенки, говорю.
И на груди рвани рубаху.
Чтоб ослепил их свет Христа,
И побегут они со страху
В ветхозаветные места.
Я пролетал над городами,
Огней бесовских перепляс
Я видел и людей, годами
Не поднимавших в небо глаз.
Но видел я не только это –
Людей, что ангелам сродни,
Строками Нового Завета
Рубились с Дьяволом они…
Я до сих пор ту вижу битву,
На бой взираю свысока,
Где с перерывом на молитву
Он длится долгие века.
В степи, покрытой пылью бренной
Сидел и плакал человек.
А мимо шел Творец Вселенной.
Остановившись, он изрек:
«Я друг униженных и бедных,
Я всех убогих берегу,
Я знаю много слов заветных.
Я есмь твой Бог. Я все могу.
Меня печалит вид твой грустный,
Какой бедою ты тесним?»
И человек сказал: «Я — русский»,
И Бог заплакал вместе с ним
Меня учили: “Люди — братья,
И ты им верь всегда, везде.”
Я вскинул руки для объятья
И оказался на кресте.
Но я с тех пор об этом “чуде”
Стараюсь все-таки забыть.
Ведь как ни злы, ни лживы люди,
Мне больше некого любить.
Отныне все отменено,
Что было Богом нам дано
Для жизни праведной и вечной.
Где духа истины зерно?
Верней спросить: “Зачем оно
Людской толпе бесчеловечной?”
Итак, грешите, господа.
Никто за это не осудит.
Не будет страшного суда,
И воскресения не будет.
Я слишком долго собирался
Поговорить с тобою, брат.
И вот, собравшись, растерялся
И начинаю невпопад:
О выпавшем дожде кислотном,
О пестицидах в молоке,
О нищем и почти бесплотном
Пенсионере-старике,
О белом лебеде в мазуте,
О снах, о бесах во плоти,
О жизни суетной, до сути
Которой хочется дойти,
О страшных буднях в Карабахе,
Об искуплении греха,
О войнах, СПИДе и о страхе
За всех, кто жив ещё пока…
Мы не властны в своих сновиденьях,
Так же как и в судьбе не вольны.
В снах гуляет душа по владеньям
То Создателя, то – сатаны.
То проснёшься, как в детстве, бывало:
Так легко, хоть ходи по воде —
Сразу ясно становится, где
Этой ночью душа побывала.
А бывает, проснёшься, и надо
Все невольные помнить грехи.
Глянешь в зеркало:
Дантова ада
Под глазами темнеют круги.
Не потому, что вдруг напился,
Но снова я не узнаю, —
Кто это горько так склонился
У входа в хижину мою?
Да это ж Родина! От пыли
Седая, в струпьях и с клюкой.
Да если б мы ее любили,
Могла бы стать она такой?
Не понимаю, что творится.
Во имя благостных идей
Ложь торжествует, блуд ярится.
Махнуть рукой, как говорится?
Но как же мне потом крестится
Рукой, махнувшей на людей.
На смутный свет вдали
Идем, но видит Бог,
Шестая часть земли
Уходит из-под ног.
Ушла уж из-под ног,
Но мы еще бредем.
И знает только Бог,
Куда мы упадем.
Эх, подкачу-ка я штанины,
Несите ноги, вы вольны,
Куда хотите, гражданина
Несуществующей страны.
Ну что же, нет страны, и ладно.
Выходит кончилось кино.
Зато пока еще прохладно
В бутылке терпкое вино.
А если я при всем при этом,
При всем при этом, да при том
Не стану даже и поэтом,
То точно сделаюсь шутом.
Я бубенцами стану звякать,
Глотну вина и брошусь в пляс,
Чтоб ненароком не заплакать.
Навзрыд.
Беззвучно.
Как сейчас.
* * *
В который раз нам это слышать:
“Вновь у ворот стоит беда,
Сцепите зубы, надо выжить”.
О, русский Бог, а жить когда.
* * *
Бог ли всех нас позабыл?
Злой ли дух приветил?
Были силы — нету сил,
Брошены на ветер.
И друг другу стали мы
Словно псы цепные.
“Колокольчики мои, —
Я кричу навзрыд из тьмы, —
Цветики степные!”
Загрузка...