Горькое счастье Константина Симонова и Валентины Серовой: Как родились самые лиричные стихи о войне
Получайте на почту один раз в сутки одну самую читаемую статью. Присоединяйтесь к нам в Facebook и ВКонтакте.
Близкие Константина Симонова говорили, что поэтом его сделала именно эта любовь. До этого он дважды пытался построить семью, но встреча с Валентиной Серовой стала для него судьбоносной и фатальной одновременно: она разрушила его брак с Евгенией Ласкиной, которая за год до этого подарила ему сына Алексея, но вдохновила на лучшие стихи. Актриса до встречи с Симоновым тоже была замужем – за летчиком-испытателем Анатолием Серовым, но через год после свадьбы муж погиб.
Впервые поэт увидел Валентину Серову на экране, в фильме «Девушка с характером», прославившем ее. А личное знакомство состоялось, когда Симонов принес в Театр Ленинского комсомола, где работала актриса, свою пьесу «Обыкновенная история». С тех пор он начал оказывать ей знаки внимания – не пропускал ни одного ее спектакля, передавал записки за кулисы, ждал у служебного входа после спектаклей, провожал домой. Эти ухаживания Серова принимала с холодной отстраненностью, однако упорство поэта вскоре растопило этот лед.
Когда летом 1941 г. Валентина Серова провожала его на фронт, он впервые услышал от нее признание в любви, но тогда даже не смел поверить этим словам. В качестве военного корреспондента Симонов прошел всю войну. Но разлука с любимой казалась ему страшнее всех ужасов войны. Вера в то, что однажды они снова увидятся, помогла ему выдержать эти испытания. Осенью 1941 г. поэт написал стихотворение «Жди меня, и я вернусь…», которое стало гимном любви и надежды, посвященном миллионам женщин, дождавшихся с войны своих мужей.
Мария, дочь поэта и актрисы, позже рассказала о том, как родилось это стихотворение: « Оно было написано в начале войны. В июне-июле отец как военкор был на Западном фронте, чуть не погиб под Могилевом, а в конце июля ненадолго оказался в Москве. И, оставшись ночевать на даче у Льва Кассиля в Переделкине, вдруг в один присест написал «Жди меня». Печатать стихотворение он сначала не собирался, считал его слишком личным и читал только самым близким. Но его переписывали от руки, и когда один из друзей сказал, что «Жди меня» – его главное лекарство от тоски по жене, Симонов сдался и решил отдать его в печать ». Эти строки знала наизусть вся страна:
Жди меня, и я вернусь.
Только очень жди,
Жди, когда наводят грусть
Желтые дожди,
Жди, когда снега метут,
Жди, когда жара,
Жди, когда других не ждут,
Позабыв вчера.
Жди, когда из дальних мест
Писем не придет,
Жди, когда уж надоест
Всем, кто вместе ждет.
Жди меня, и я вернусь,
Не желай добра
Всем, кто знает наизусть,
Что забыть пора.
Пусть поверят сын и мать
В то, что нет меня,
Пусть друзья устанут ждать,
Сядут у огня,
Выпьют горькое вино
На помин души.
Жди. И с ними заодно
Выпить не спеши.
Жди меня, и я вернусь,
Всем смертям назло.
Кто не ждал меня, тот пусть
Скажет: «Повезло».
Не понять, не ждавшим им,
Как среди огня
Ожиданием своим
Ты спасла меня.
Как я выжил, будем знать
Только мы с тобой,-
Просто ты умела ждать,
Как никто другой.
Самый сильный лирический цикл, созданный Симоновым в 1941 г., был вдохновлен Серовой и посвящен ей. В 1942 г. был опубликован сборник стихотворений Симонова «С тобой и без тебя», один из экземпляров которого он подарил Валентине Серовой, подписав его так: « Эта книга написана для тебя и принадлежит тебе. Я верю, что это лучшее и единственное, пожалуй, настоящее, что я до сих пор сделал. Должно быть, так и есть, потому что это связано с тобой, а ничего большего, чем ты, у меня в жизни не было и нет. Все. Целую твои милые руки ». Этот сборник в годы войны невозможно было достать. Стихи переписывали от руки, читали друг другу вслух, посылали на фронт. Ни один поэт не пользовался тогда такой оглушительной популярностью.
Валентина Серова сыграла главную роль и в спектакле по пьесе Симонова, и в фильме «Жди меня» по его сценарию. Летом 1943 г., после 4-х лет знакомства, поэт и актриса поженились. После этого он снова отправился на фронт, откуда регулярно писал письма своей Ваське – так он называл Валентину из-за того, что не выговаривал букву «л». Эти письма не сохранились – на склоне лет поэт сам их уничтожил.
Валентина Серова сыграла главную роль и в спектакле по пьесе Симонова, и в фильме «Жди меня» по его сценарию. Летом 1943 г., после 4-х лет знакомства, поэт и актриса поженились. После этого он снова отправился на фронт, откуда регулярно писал письма своей Ваське – так он называл Валентину из-за того, что не выговаривал букву «л». Эти письма не сохранились – на склоне лет поэт сам их уничтожил.
Казалось бы, в мирное время супруги наконец могли бы насладиться семейным счастьем и забыть о разлуках. Но талантливый поэт и журналист Константин Симонов шел вверх по карьерной лестнице, его популярность росла, он стал фигурой государственного масштаба, часто бывал в заграничных командировках. В конце 1945 г. его отправили на несколько месяцев в Японию, затем – в США. Уезжая в командировки, Симонов нередко оставлял дома ящики вина – «чтобы Ваське скучно не было». Тогда еще никто не мог предположить, что эта привычка перерастет в пагубное пристрастие…
В послевоенные годы Валентина Серова была настоящей кинозвездой. У нее были роскошная квартира и машина, в доме часто собирались шумные компании. Застолья становились все более частыми, алкоголь превращался в единственное утешение актрисы в периоды отсутствия мужа. В конце 1940-х гг. Валентина записала в своем дневнике: « Я бесконечно мучаюсь сознанием, что твоя работа постоянно становится между мною и тобою. Я замечаю охлаждение при виде того, что именно в то время, когда самая сильная любовь влечет меня к тебе, ты предаешься так страстно погоне за славою и отличиями ».
Исчезающую любовь Серова пыталась заменить работой, которая на время стала для нее стимулом отказаться от алкоголя. В 1950 г. у пары рождается дочь Маша. Но ребенок не спас их брак. Серова переходила из театра в театр. Она больше была не в состоянии бороться со своей пагубной привычкой, и ее кинокарьера была разрушена. В середине 1950-х гг., спустя 15 лет, брак актрисы и поэта распался.
В 1940-е гг. каждую публикацию стихотворений Симонова предваряло посвящение музе – Валентине Васильевне Серовой. Когда его просили рассказать об их отношениях с актрисой, поэт отвечал: « Судите о них по моим стихам ». В последних прижизненных изданиях стихотворений Константин Симонов убрал все посвящения Валентине Серовой, кроме одного – «Жди меня, и я вернусь…». Но и там он оставил лишь ее инициалы. Даже в сборнике «С тобой и без тебя» исчезло упоминание имени Серовой. А их дочери Маше спустя годы поэт признался: « То, что у меня было с твоей матерью, было самым большим счастьем в моей жизни… И самым большим горем… ».
Понравилась статья? Тогда поддержи нас, жми:
Картина Мира
Видеть Мир и понимать, что в нем происходит.
Женская верность и война. Стихи Константина Симонова
Открытое письмо (1943)
[Женщине из г. Вичуга]
Я вас обязан известить,
Что не дошло до адресата
Письмо, что в ящик опустить
Не постыдились вы когда-то.
Ваш муж не получил письма,
Он не был ранен словом пошлым,
Не вздрогнул, не сошел с ума,
Не проклял все, что было в прошлом.
Когда он поднимал бойцов
В атаку у руин вокзала,
Тупая грубость ваших слов
Его, по счастью, не терзала.
Когда шагал он тяжело,
Стянув кровавой тряпкой рану,
Письмо от вас еще все шло,
Еще, по счастью, было рано.
Когда на камни он упал
И смерть оборвала дыханье,
Он все еще не получал,
По счастью, вашего посланья.
Могу вам сообщить о том,
Что, завернувши в плащ-палатки,
Мы ночью в сквере городском
Его зарыли после схватки.
Стоит звезда из жести там
И рядом тополь — для приметы…
А впрочем, я забыл, что вам,
Наверно, безразлично это.
Письмо нам утром принесли…
Его, за смертью адресата,
Между собой мы вслух прочли —
Уж вы простите нам, солдатам.
Быть может, память коротка
У вас. По общему желанью,
От имени всего полка
Я вам напомню содержанье.
Вы написали, что уж год,
Как вы знакомы с новым мужем.
А старый, если и придет,
Вам будет все равно ненужен.
Что вы не знаете беды,
Живете хорошо. И кстати,
Теперь вам никакой нужды
Нет в лейтенантском аттестате.
Чтоб писем он от вас не ждал
И вас не утруждал бы снова…
Вот именно: «не утруждал»…
Вы побольней искали слова.
И все. И больше ничего.
Мы перечли их терпеливо,
Все те слова, что для него
В разлуки час в душе нашли вы.
«Не утруждай». «Муж». «Аттестат»…
Да где ж вы душу потеряли?
Ведь он же был солдат, солдат!
Ведь мы за вас с ним умирали.
Я не хочу судьею быть,
Не все разлуку побеждают,
Не все способны век любить,—
К несчастью, в жизни все бывает.
Ну хорошо, пусть не любим,
Пускай он больше вам ненужен,
Пусть жить вы будете с другим,
Бог с ним, там с мужем ли, не с мужем.
Но ведь солдат не виноват
В том, что он отпуска не знает,
Что третий год себя подряд,
Вас защищая, утруждает.
Что ж, написать вы не смогли
Пусть горьких слов, но благородных.
В своей душе их не нашли —
Так заняли бы где угодно.
В отчизне нашей, к счастью, есть
Немало женских душ высоких,
Они б вам оказали честь —
Вам написали б эти строки;
Они б за вас слова нашли,
Чтоб облегчить тоску чужую.
От нас поклон им до земли,
Поклон за душу их большую.
Не вам, а женщинам другим,
От нас отторженным войною,
О вас мы написать хотим,
Пусть знают — вы тому виною,
Что их мужья на фронте, тут,
Подчас в душе борясь с собою,
С невольною тревогой ждут
Из дома писем перед боем.
Мы ваше не к добру прочли,
Теперь нас втайне горечь мучит:
А вдруг не вы одна смогли,
Вдруг кто-нибудь еще получит?
На суд далеких жен своих
Мы вас пошлем. Вы клеветали
На них. Вы усомниться в них
Нам на минуту повод дали.
Пускай поставят вам в вину,
Что душу птичью вы скрывали,
Что вы за женщину, жену,
Себя так долго выдавали.
А бывший муж ваш — он убит.
Все хорошо. Живите с новым.
Уж мертвый вас не оскорбит
В письме давно ненужным словом.
Живите, не боясь вины,
Он не напишет, не ответит
И, в город возвратись с войны,
С другим вас под руку не встретит.
Лишь за одно еще простить
Придется вам его — за то, что,
Наверно, с месяц приносить
Еще вам будет письма почта.
Уж ничего не сделать тут —
Письмо медлительнее пули.
К вам письма в сентябре придут,
А он убит еще в июле.
О вас там каждая строка,
Вам это, верно, неприятно —
Так я от имени полка
Беру его слова обратно.
Примите же в конце от нас
Презренье наше на прощанье.
Не уважающие вас
Покойного однополчане.
По поручению офицеров полка
К. Симонов
Письмо из дома служило охранной грамотой на передовой.
Чем дальше по времени от нас уходит война, тем больше мы восхищаемся силой духа солдат Великой Отечественной.
В поиске корней этой силы мы чаще всего говорим о патриотизме, и это верно. Но я хочу обратить внимание на другой немаловажный фактор — на связь с родным домом, с семьей, женой или любимой девушкой; на уверенность, что солдата ждут, молятся за него и любят…
Письма с фронта и на фронт — это мощное связующее средство, которое объединяет тыл и фронт в единое, живучее и неуничтожимое «поле», дающее энергию для выживания в любых условиях.
Что мог написать солдат домой? Передать приветы и поклоны родственникам, выразить свою любовь детям и жене…
Ничего другого не пропустила бы цензура. Но написанного было достаточно, ведь для тыла письмо с фронта было доказательством главного: слава Богу, жив!
А вот письма из дома — особенно от любимой женщины, девушки, жены служили буквально «охранными грамотами» на передовой.
Женская преданность значима во все времена. Но во время войны любовь и верность обретают абсолютную ценность. И когда на фронт письмо приносит весть об угасшей любви и разрыве отношений — для солдата это обрушение твердыни под названием «дом».
Да и вообще — часто жизнь рушится…
Проблема верности во время войны существовала довольно остро. Недаром сотни, тысячи раз солдатской рукой переписывалось стихотворение Симонова, взывающее: «Жди меня. »
В одном из интервью на вопрос Симонову, что из написанного им во время войны и о войне он сам считает наиболее существенным, он ответил, что из стихов наибольшую пользу принесли «Жди меня…» «Они, наверное, не могли быть не написаны, — говорил Симонов. — Если бы не написал я, написал бы кто-то другой».
От себя добавлю: такую же роль сыграло и стихотворение «Открытое письмо». Вот история его написания.
«Дело обстояло так, — рассказывал Симонов. — Я был в конце августа или в начале сентября 1943 года в 3-й армии генерала Горбатова. В одном из ее полков примерно в это время или немножко раньше погиб командир батальона, по званию, как мне помнится, старший лейтенант. Фамилию его не помню.
Сразу ли после его гибели или через некоторое время ему пришло письмо от жены, видимо, молодой женщины. Содержание этого письма, которое довольно точно изложено мною в стихотворении «Открытое письмо», задело товарищей погибшего. И они, поскольку я в то время находился у них в полку, попросили составить текст открытого письма этой женщине, которое они собирались послать за своими подписями.
Примерно два месяца спустя, находясь в Харькове, я, располагая некоторым количеством свободного времени, вспомнил эту историю и написал стихотворение «Открытое письмо женщине из г. Вичуги». Я употребил в этом стихотворении некоторые, врезавшиеся мне в память слова из письма этой женщины. Я помнил тогда и ее имя, и ее отчество, и ее фамилию, но не стал указывать их в стихотворении.
Однако я все-таки указал, что это письмо из города Вичуги, потому что хотел, чтобы она когда-нибудь — сразу или позже — прочла его и знала сама, какую оценку дали ее письму товарищи покойного мужа. Я не хотел называть ее имя, отчество и фамилию, чтобы в нее не тыкали пальцами другие люди, но я хотел, чтобы сама она прочла и, может быть, устыдилась своего письма погибшему человеку».
Датировано это письмо сорок третьим годом. Где впервые оно было опубликовано — не известно. Но на фронте оно расходилось быстро — востребованность была огромная. Елена Михайловна со слов брата говорит, что по просьбе солдат переписыванием этого текста занимался писарь. со
Война многое списывала, но только не предательство. Поэтому так жестко и взволнованно описал этот факт К. Симонов. Цитировать стихотворение невозможно, ибо без общего гневного звучания отдельные фразы и строчки, что называется, «погаснут» и не донесут главного смысла произведения.
Трогательный стих Константина Симонова о женском предательстве
Ответ женщине, которая написала мужу о том, что ушла к другому. По причине гибели адресата письмо прочли однополчане мужа и попросили Симонова написать ответ..
Константин (Кирилл) Михайлович Симонов (28 ноября 1915, Петроград — 28 августа 1979, Москва) — русский советский прозаик, поэт, киносценарист, журналист и общественный деятель. Герой Социалистического Труда (1974). Лауреат Ленинской (1974) и шести Сталинских премий (1942, 1943, 1946, 1947, 1949, 1950). Участник боёв на Халхин-Голе (1939) и Великой Отечественной войны 1941—1945 г.г., полковник Советской Армии. Член КПСС с 1942 года. Заместитель генерального секретаря Союза писателей СССР.
Открытое письмо, 1943 г. “Женщине из г. Вичуга”.
Я вас обязан известить,
Что не дошло до адресата
Письмо, что в ящик опустить
Не постыдились вы когда-то.
Ваш муж не получил письма,
Он не был ранен словом пошлым,
Не вздрогнул, не сошел с ума,
Не проклял все, что было в прошлом.
Когда он поднимал бойцов
В атаку у руин вокзала,
Тупая грубость ваших слов
Его, по счастью, не терзала.
Когда шагал он тяжело,
Стянув кровавой тряпкой рану,
Письмо от вас еще все шло,
Еще, по счастью, было рано.
Когда на камни он упал
И смерть оборвала дыханье,
Он все еще не получал,
По счастью, вашего посланья.
Могу вам сообщить о том,
Что, завернувши в плащ-палатки,
Мы ночью в сквере городском
Его зарыли после схватки.
Стоит звезда из жести там
И рядом тополь — для приметы.
А впрочем, я забыл, что вам,
Наверно, безразлично это.
Письмо нам утром принесли.
Его, за смертью адресата,
Между собой мы вслух прочли —
Уж вы простите нам, солдатам.
Быть может, память коротка
У вас. По общему желанью,
От имени всего полка
Я вам напомню содержанье.
Вы написали, что уж год,
Как вы знакомы с новым мужем.
А старый, если и придет,
Вам будет все равно ненужен.
Что вы не знаете беды,
Живете хорошо. И кстати,
Теперь вам никакой нужды
Нет в лейтенантском аттестате.
Чтоб писем он от вас не ждал
И вас не утруждал бы снова.
Вот именно: «не утруждал».
Вы побольней искали слова.
И все. И больше ничего.
Мы перечли их терпеливо,
Все те слова, что для него
В разлуки час в душе нашли вы.
«Не утруждай». «Муж». «Аттестат».
Да где ж вы душу потеряли?
Ведь он же был солдат, солдат!
Ведь мы за вас с ним умирали.
Я не хочу судьею быть,
Не все разлуку побеждают,
Не все способны век любить,—
К несчастью, в жизни все бывает.
Ну хорошо, пусть не любим,
Пускай он больше вам ненужен,
Пусть жить вы будете с другим,
Бог с ним, там с мужем ли, не с мужем.
Но ведь солдат не виноват
В том, что он отпуска не знает,
Что третий год себя подряд,
Вас защищая, утруждает.
Что ж, написать вы не смогли
Пусть горьких слов, но благородных.
В своей душе их не нашли —
Так заняли бы где угодно.
В отчизне нашей, к счастью, есть
Немало женских душ высоких,
Они б вам оказали честь —
Вам написали б эти строки;
Они б за вас слова нашли,
Чтоб облегчить тоску чужую.
От нас поклон им до земли,
Поклон за душу их большую.
Не вам, а женщинам другим,
От нас отторженным войною,
О вас мы написать хотим,
Пусть знают — вы тому виною,
Что их мужья на фронте, тут,
Подчас в душе борясь с собою,
С невольною тревогой ждут
Из дома писем перед боем.
Мы ваше не к добру прочли,
Теперь нас втайне горечь мучит:
А вдруг не вы одна смогли,
Вдруг кто-нибудь еще получит?
На суд далеких жен своих
Мы вас пошлем. Вы клеветали
На них. Вы усомниться в них
Нам на минуту повод дали.
Пускай поставят вам в вину,
Что душу птичью вы скрывали,
Что вы за женщину, жену,
Себя так долго выдавали.
А бывший муж ваш — он убит.
Все хорошо. Живите с новым.
Уж мертвый вас не оскорбит
В письме давно ненужным словом.
Живите, не боясь вины,
Он не напишет, не ответит
И, в город возвратись с войны,
С другим вас под руку не встретит.
Лишь за одно еще простить
Придется вам его — за то, что,
Наверно, с месяц приносить
Еще вам будет письма почта.
Уж ничего не сделать тут —
Письмо медлительнее пули.
К вам письма в сентябре придут,
А он убит еще в июле.
О вас там каждая строка,
Вам это, верно, неприятно —
Так я от имени полка
Беру его слова обратно.
Примите же в конце от нас
Презренье наше на прощанье.
Не уважающие вас
Покойного однополчане.
По поручению офицеров полка К. Симонов, 1943
Внимая ужасам войны,
При каждой новой жертве боя
Мне жаль не друга, не жены
Мне жаль не самого героя…
Увы! утешится жена,
И друга лучший друг забудет;
Но где-то есть душа одна —
Она до гроба помнить будет!
Средь лицемерных наших дел
И всякой пошлости и прозы
Одни я в мире подсмотрел
Святые, искренние слезы —
То слезы бедных матерей!
Им не забыть своих детей,
Погибших на кровавой ниве,
Как не поднять плакучей иве
Своих поникнувших ветвей.
Неизвестный Симонов
Просьба, молитва, заклинание в первых строках знаменитого стихотворения Константина Симонова. Под стихотворением год – 1941. Над стихотворением посвящение – ВС: Валентине Серовой, музе, любимой, жене…
Константин Михайлович позже делился: он не любил писать письма и в непрерывной кочевой и опасной жизни фронтового журналиста урывками писал стихи любимой. Только ей одной… Однажды, перебираясь с одного фронта на другой, проездом оказался в Москве и передал их ей. Во фронтовых блиндажах, землянках, на привале, читая эти стихи близким и не очень друзьям, заметил интерес к ним, многие у него их поспешно переписывали. И он решился опубликовать… 14 января 1942 года стихи впервые были опубликованы в газете «Правда», и их автор одномоментно стал самым знаменитым поэтом…
В годы войны, очевидно в 1942-м, появилась странная книжица. Размером в ладонь, точнее в карман солдатской гимнастёрки, она была отпечатана на серой обёрточной бумаге с прожилками из деревянных опилок. На обложке стояло: «Константин Симонов. Война». И первым из полутора десятков стихотворений было «Жди меня».
В первый и единственный раз я увидел эту книжку в студенческую пору, когда брат, тоже студент, принёс её из библиотеки педагогического института. Тогда, уже хорошо зная цикл стихов «С тобой и без тебя», я с удивлением обнаружил, что одно стихотворение – «Мне хочется назвать тебя женой» (название по первой строчке) имеет две «лишних» строфы (восемь строчек), которых нет ни в одном издании К. Симонова. Я не встречал упоминание о них в доступных мне литературоведческих трудах. Я не берусь судить, почему после огненного, трагического 42-го автор чуть смягчил содержание стихотворения. Исправления выделены курсивом.
Мы называем женщину женой
За то, что так несчастливо случилось.
За то, что мы тому, что под рукой,
Простясь с мечтой, легко сдались на милость.
За нехотя прожитые года,
За общий дом, где вместе мы скучали,
Зовём женой за то, что никогда
Её себе в любовницы не взяли.
Мне хочется назвать тебя женой
За то, что так другие не назвали,
Что в старый дом мой сломанный войной,
Ты снова гостьей явишься едва ли.
За то, что я желал тебе и зла,
За то, что редко ты меня жалела,
За то, что просьб не ждя моих, пришла
Ко мне в ту ночь, когда сама хотела.
Мне хочется назвать тебя женой
Не для того, чтоб мир узнал об этом,
Не потому, что ты жила со мной,
По всем Московским сплетням и приметам.
Рыбачий, октябрь, 1941
В 1938 году молодая артистка Валентина Половикова вышла замуж за знаменитого лётчика-испытателя Анатолия Серова. Она была на шестом месяце беременности, когда в 1939 году он разбился. Сына она назвала по отцу – Анатолий. В 1940 году она познакомилась с К. Симоновым. Он приходил на все её спектакли с цветами в первый ряд. С 1941 года они стали жить вместе, в 1943‑м официально оформили брак, а через семь лет у них родилась доченька. Однако это не спасло семью от развала, и в 1957 году они развелись. Она не нашла сил одолеть неудачи в семейной жизни и творчестве, не удержалась, стала пить. Умерла 11 декабря 1975 года в обобранной собутыльниками квартире. Сын умер за полгода до этого по той же причине. Симонова на похоронах не было, был на отдыхе с новой семьёй, прислал букет. И никогда ни слова упрёка, осуждения, перестрадал молча…
В декабре 2009 года отмечался юбилей фронтового (и не только!) поэта Константина Ваншенкина. В числе других у меня оказалась и книга его прозы. О чём проза поэта? О поэзии… Константин Яковлевич позиционирует себя как ученик Александра Твардовского и пишет о многих поэтах и, конечно же, о Симонове. В контексте этих двух имён его удивляло неприятие его учителем любовной лирики Симонова. И Твардовский как высшую форму неприятия приводит строфу:
О белом полотне постели,
О верхней вздёрнутой губе.
О гнущемся и тонком теле,
На пытку отданном тебе.
Строфа из совершенно незнакомого стихотворения – поиски его оказались безуспешными. Спасла палочка-выручалочка XXI века – Интернет. Нашлась добрая душа в Хайфе, Tally Hite. Выпускница Омского университета, литератор, переводчик, психолог. Владея языками, стихи пишет на русском, возможно, поэтому разделила со мной интерес, а недавно дополнительно разыскала и прислала авторские вариации стихотворения. Вот это неизвестное стихотворение Константина Симонова, возвращённое домой.
Пусть нас простят за откровенность
В словах о женщинах своих.
За нашу страсть, за нашу ревность,
За недоверие к письмам их.
Да, мы жестоко говорили,
Собравшись на ночь в блиндаже,
О тех, кого давно любили
И год не видели уже.
Названья ласковые, птичьи
На ум не шли нам вдалеке,
Мы толковали по-мужичьи
На грубом нашем языке.
О белом полотне постели,
О верхней вздёрнутой губе,
О гнущемся и тонком теле,
На пытку отданном тебе.
О нежной и прохладной коже
И о лице с горящим ртом,
О яростной последней дрожи
И об усталости потом.
Нет, я не каюсь, что руками,
Губами, телом встречи ждал.
И пусть в меня тот бросит камень
Кто так, как я, не тосковал.
Стихи редкой откровенности и… целомудрия.
Иосиф БРУМИН ,
САМАРСКАЯ ОБЛАСТЬ,
пос. Усть-Кинельский
Константин Симонов- Валентина Серова История любви
Автор – Анатолий БЕЗНОЩЕНКО
Валентина Васильевна Серова была необыкновенной актрисой и ослепительной женщиной. В нее влюблялись все, поддавшись выразительной красоте и удивительной женственности, которые сводили с ума и простых зрителей, и известных государственных деятелей, и знаменитых поэтов. Но ее реальная жизнь была совсем другой, не такой как у экранных героинь. Она совсем не умела ждать, хотя стихотворение К. Симонова «Жди меня» было написано специально для нее. Знаменитый поэт и писатель пытался прежде всего убедить себя в том, во что он хотел верить с присущим ему упрямством.
«Жди меня» – одно из самых известных лирических стихотворений ХХ века. Константин Симонов, выдающийся советский поэт, посвятил его своей жене – актрисе Валентине Серовой. Знаменитые строки стали далеко не единственными, в которых Симонов рассказывал о сложном и страстном романе со звездой советского кино и театра. Вот еще о ней:
Этот город весь как твой большой портрет,
С суеверьем, с несчастливой ворожбой,
С переменчивой погодою чуть свет,
По ночам, как ты, с короной золотой.
Или это:
Будь хоть бедой в моей судьбе,
Но кто б нас ни судил,
Я сам пожизненно к тебе
Себя приговорил.
Валентина Васильевна Половикова ( правильнее – Половык) родилась в 1917 году на Украине. Но по другой версии, на два года позже – она впоследствии приписала себе два года, чтобы поступить в театр. Ее матерью была актриса Клавдия Половикова. Так, что не стоит удивляться, что девочка с детства заболела сценой. Начала она с роли мальчика – подростка. Но вскоре стало ясно: Валино амплуа – вовсе не травести. В пятнадцать лет это была уже абсолютно сформировавшаяся красавица с женственной фигурой. Внешность ее не напоминала о спортсменках – комсомолках: то была настоящая женская красота, «актуальная» для всех эпох.
В первый – краткий и неудачный брак с коллегой по профессии Валентина вступила в возрасте шестнадцати лет. Второе замужество закончилось трагедией. Муж актрисы Анатолий Серов, легендарный советский летчик, разбился11 мая 1939 года во время испытательного полета. Близкие друзья говорили: более страстного и счастливого романа себе представить было невозможно – над ее домом пилот следом от самолета выводил в небе слова «Валя» и «Люблю»… В сентябре 1939 – го вдова родила мальчика, которого назвала Анатолием в честь отца.
В том же году на сцене театра «Ленком» шла постановка пьесы Горького «Зыковы». Серова играла в ней Павлу. В какой – то момент актриса стала обращать внимание на чернявого молодого человека, который на каждом спектакле сидел в первом ряду и практически буравил ее темными горящими глазами.
Молодого человека звали Константин Симонов. Он был из тех, кого именуют баловнями эпохи: к двадцати четырем годам уже окончил Литературный институт, опубликовал несколько заметных стихов в известных журналах и стал членом такой влиятельной в советское время организации, как Союз писателей. Кроме того, молодой литератор обладал еще и журналистским талантом.
Нельзя сказать, что Симонов был что называется, героем романа актрисы. Может быть, сердце Валентины все еще принадлежало покойному мужу. Но она никогда не была в состоянии противостоять мужскому напору. Однажды, когда Симонов встретил артистку у выхода из театра с огромным букетом цветов, она растаяла от его страстного и преданного взгляда. И сунула Константину записку с номером своего телефона.
В актрису Валентину Серову Симонов влюбился в 41-м – за полгода до войны. Это чувство было настолько сильным, что ушел из семьи, несмотря на тои, что там был маленький сын. Он ревновал и ненавидел соперников, был нежен и пылок с возлюбленной…
Стихи, посвященные Серовой, сделали его по-настоящему знаменитым.
Жди меня, и я вернусь.
Только очень жди,
Жди, когда наводят грусть
Желтые дожди,
Жди, когда снега метут,
Жди, когда жара,
Жди, когда других не ждут,
Позабыв вчера.
Жди, когда из дальних мест
Писем не придет,
Жди, когда уж надоест
Всем, кто вместе ждет.
Жди меня, и я вернусь,
Не желай добра
Всем, кто знает наизусть,
Что забыть пора.
Пусть поверят сын и мать
В то, что нет меня,
Пусть друзья устанут ждать,
Сядут у огня,
Выпьют горькое вино
На помин души.
Жди. И с ними заодно
Выпить не спеши.
Жди меня, и я вернусь,
Всем смертям назло.
Кто не ждал меня, тот пусть
Скажет: – Повезло.
Не понять, не ждавшим им,
Как среди огня
Ожиданием своим
Ты спасла меня.
Как я выжил, будем знать
Только мы с тобой,-
Просто ты умела ждать,
Как никто другой.
Серова, не будучи уверена в собственных чувствах, пыталась отговорить его от этого решения. Но какое там…
РОМАН ВСЮ СТРАНУ
С начала 1940 – х годов Константин Симонов посвятил своей любимой много прекрасных стихотворений, в том числе, конечно, и «Жди меня». В годы войны вышел целый сборник «С тобой и без тебя». Люди зачитывались любовной лирикой. А советские критики недовольно отмечали: героиня, которой посвящены строки, – обаятельная, красивая, но какая – то вероломная и ненадежная. Таким ли стоит рисовать образ советской женщины?
Но от стихов исходила такая страсть, такой восторг, что не нравиться они не могли. Антипатичный и одновременно обаятельный образ, отмеченный критиками, был «списан» с личности Вали Серовой.
… в Смоленске в одиноком не разбомбленном доме работал телефон. Константин Симонов попросил дать Москву. Телефонистка ответила: «Сейчас». Он ждал минут пятнадцать. Наконец услышал: «Москва. Москва! Говорит Смоленск. Дайте 3 -6 -0 8 4» Потом длинный звонок – и знакомый голос произносит: «Алло», потом грохот и голос телефонистки: «Я вас разъединила. В Смоленске воздушная тревога». Симонов звонил в Москву Валентине Серовой. Лучшие симоновские военные стихи войдут в цикл «С тобой и без тебя» с посвящением ей. Там будет и стихотворение, где первой строчкой –
Твой голос поймал я в Смоленске,
Но мне, как всегда не везло.
Из тысячи слов твоих женских
Услышал я только: алло!
В стихотворении «Дожди», написанном в 1942 году в Крыму вновь есть строки, адресованные любимой:
Не укорить и не обидеть,
А, ржавый стебель теребя,
Я просто видеть, видеть, видеть
Хотел тебя, тебя, тебя,
Без ссор, без глупой канители,
Что вспомнить стыдно и смешно.
А бомбы не спеша летели,
Как на замедленном кино.
Когда он с жизнью расставался,
Кругом него был воздух пуст
И образ нежный не касался
Губами холодевших уст.
И если даже с тайной силой
Вдали, в предчувствии, в тоске
Она в тот миг шептала: «Милый», —
На скорбном женском языке,
Он не увидел это слово
На милых дрогнувших губах,
Все было дымно и багрово
В последний миг в его глазах.
Я навсегда возьму с собою
Звук слов твоих, вкус губ твоих.
Пускай не лгут. На поле боя
Ничто мне не напомнит их.
Пока Константин пропадал в командировках – он служил военным корреспондентом, – Серова крутила романы с поклонниками: отбоя от них у нее не было. А Симонов, ставший к тому моменту гражданским мужем актрисы, все ей прощал.
Правда, и у поэта был очень серьезный грех перед Валентиной. У него с самого начала не сложились отношения с пасынком Толей. Мальчик обладал нелегким, бунтарским характером. Отчим – взрослый человек, которому следовало бы делать шаги навстречу, – никаких усилий к сближению с сыном жены не прилагал. По настоянию Симонова ребенка отправили в интернат, несмотря на то, что родственники его покойного отца изъявили желание взять мальчика на воспитание. Валентина и тут не смогла проявить волю.
На войну пришелся пик расцвета этой любви и поэзии Симонова. И … новый роман Серовой. А ведь за личной жизнью красавицы – актрисы и талантливого поэта наблюдал лично Сталин. Он понимал: их роман – витрина советского образа жизни. Паре дали роскошную квартиру на улице Горького. К их загородному дому «прилагался» бассейн. И тут безрассудная Валентина выкинула очередной фортель.
В 1942 году она в составе фронтовой бригады артистов выступила в одном из госпиталей перед раненым Константином Рокоссовским. И опять влюбилась! Да и будущий маршал совсем потерял голову от красавицы! Вскоре он переехал в ее квартиру на улицу Горького.
Сталину сильно не понравилось, что актриса стала в открытую сожительствовать с высокопоставленным военным. Который, к тому же, долго не получал вестей от законной жены и дочери из оккупированного Киева.
При встрече С Рокоссовским Сталин как бы невзначай спросил его:
– Как вы думаете, чья жена актриса Серова?
– Поэта Симонова, отчеканил до смерти перепуганный военачальник.
– Вот и я так думаю, – многозначительно протянул «вождь народов».
Семью будущего маршала быстренько нашли. Рокоссовского в срочном порядке вернули в семью. А Серова продолжала свою жизнь с Симоновым, который, как обычно, все ей простил. Так распался треугольник, который в народе называли ССР (Симонов – Серова – Рокоссовский).
Именно в это время актриса согласилась зарегистрировать свои отношения с поэтом. В награду за послушание Сталин сделал пару выездной. Теперь супруги вместе ездили в Европу.
Валентина – человек слабый и подверженный влиянию страстей – кроме всего прочего, некомфортно себя чувствовала под сталинским колпаком. К концу войны она стала изрядно зависеть от алкоголя. И вся ее дальнейшая жизнь была подвержена депрессии, из которой она так и не смогла выйти….
Супруги все больше ссорились из – за этого. Симонову опять пришлось терпеть. Несмотря на это, в 1950 году родился их единственный общий ребенок – дочь Мария.
Серова оказалась не в состоянии следить за собственными детьми. Машу воспитывала ее мать Клавдия – женщина чрезвычайно жесткая и суровая. Она была против общения Валентины с дочерью. Толик тем временем превратился в малолетнего преступника и алкоголика. С компанией нетрезвых приятелей он ограбил чужую дачу. И сел в тюрьму. Симонов – к тому моменту первый литератор СССР, редактор журнала «Новый мир» – ничего не сделал, чтобы помочь нелюбимому пасынку…
Серова же скатывалась все ниже. Звезде фильмов «Девушка с характером», «Сердца четырех», «Жди меня» ролей больше не предлагали. Теперь она жила одна. Из квартиры продала все, кроме массивной мебели, которую трудно было вывезти. Симонов нашел свое счастье с другой женщиной. В новой семье появилась на свет еще одна дочь.
В 1975 году от алкоголизма умер Анатолий Серов. Мать ушла в очередной запой: оказалась не в состоянии прийти на его похороны. В декабре того же года некогда прекрасную Валентину нашли мертвой в собственной квартире. Она лежала ничком. Лицо покрывали синяки и ссадины. Уголовное дело из – за убийства законченной алкоголички заводить не стали.
Симонов на похороны не пришел. Но прислал с товарищем букет из 58 роз. Он не хотел вспоминать о жизни с актрисой – слишком непростой она оказалась. И уничтожил много совместных фото и своих писем к ней.
Я не могу писать тебе стихов
Ни той, что ты была, ни той, что стала.
И, очевидно, этих горьких слов
Обоим нам давно уж не хватало.
За все добро – спасибо! Не считал
По мелочам, покуда были вместе,
Ни сколько взял его, ни сколько дал,
Хоть вряд ли задолжал тебе по чести.
А все то зло, что на меня, как груз,
Навалено твоей рукою было,
Оно мое! Я сам с ним разберусь,
Мне жизнь недаром шкуру им дубила.
Упреки поздно на ветер бросать,
Не бойся разговоров до рассвета.
Я просто разлюбил тебя. И это
Мне не дает стихов тебе писать.
1954
Незадолго до кончины он, просматривая архив Серовой, сказал дочери Маше: “. То, что было у меня с твоей матерью, было самым большим счастьем в моей жизни. и самым большим горем”.
И как завет всем нам приходят строки бессмертных стихов:
Мы можем пережить большое горе,
Мы можем задыхаться от тоски,
Тонуть и выплывать. Но в этом море
Всегда должны остаться островки.
0gnev
Ярослав Огнев
«Красная звезда», «Известия», «Правда», «Комсомольская правда» 1941-1945
Не раз видав, как умирали
В боях товарищи мои,
Я утверждаю: не витали
Над ними образы ничьи.
На небе, средь дымов сраженья,
Над полем смерти до сих пор
Ни разу женского виденья
Нежданно мой не встретил взор.
И в миг кровавого тумана,
Когда товарищ умирал,
Воздушною рукою раны
Ему никто не врачевал.
Когда он с жизнью расставался,
Кругом него был воздух пуст
И образ нежный не касался
Губами холодевших уст.
И если даже с тайной силой
Вдали, в предчувствии, в тоске
Она в тот миг шептала: «Милый», —
На скорбном женском языке,
Он не увидел это слово
На милых дрогнувших губах,
Все было дымно и багрово
В последний миг в его глазах.
Со мной прощаясь на рассвете
Перед от’ездом, раз и два
Ты повтори мне все на свете
Неповторимые слова.
Я навсегда возьму с собою
Звук слов твоих, вкус губ твоих.
Пускай не лгут. На поле боя
Ничто мне не напомнит их.
Константин Симонов.
“Знамя”, № 9, 1945 год*
Пусть прокляну впоследствии
Твои черты лица,
Любовь к тебе – как бедствие,
И нет ему конца.
Нет друга, нет товарища,
Чтоб среди бела дня
Из этого пожарища
Мог вытащить меня.
Отчаявшись в спасении
И бредя наяву,
Как при землетрясении,
Я при тебе живу.
Когда ж от наваждения
Себя освобожу,
В ответ на осуждения
Я про тебя скажу:
Зачем считать грехи ее?
Ведь, не добра, не зла,
Не женщиной – стихиею
Вблизи она прошла.
И, грозный шаг заслыша, я
Пошел грозу встречать,
Не став, как вы, под крышею
Ее пережидать.
Константин Симонов.
“Новый мир”, 1942, № 11-12*
Когда на выжженном плато
Лежал я под стеной огня,
Я думал: слава богу, что
Ты так далеко от меня,
Что ты не слышишь этот гром,
Что ты не видишь этот ад,
Что где-то в городе другом
Есть тихий дом и тихий сад,
Что вместо камня – там вода,
А вместо грома – кленов тень
И что со мною никогда
Ты не разделишь этот день.
Но стоит встретиться с тобой, —
И я хочу, чтоб каждый день,
Чтоб каждый час и каждый бой
За мной ходила ты, как тень.
Чтоб ты со мной делила хлеб,
Делила горести до слез.
Чтоб слепла ты, когда я слеп,
Чтоб мерзла ты, когда я мерз,
Чтоб страхом был твоим – мой страх,
Чтоб гневом был твоим – мой гнев,
Мой голос – на твоих губах
Чтоб был, едва с моих слетев,
Чтоб не сказали мне друзья,
Все разделявшие в судьбе: —
Она вдали, а рядом – я,
Что эта женщина тебе?
Ведь не она с тобой была
В тот день в атаке и пальбе.
Ведь не она тебя спасла, —
Что эта женщина тебе?
Зачем теперь все с ней да с ней,
Как будто, в горе и беде
Всех заменив тебе друзей,
Она с тобой была везде?
Чтоб я друзьям ответить мог:
– Да, ты не видел, как она
Лежала, с’ежившись в комок,
Там, где огонь был как стена.
Да, ты забыл, она была
Со мной три самых черных дня,
Она тебе там помогла,
Когда ты вытащил меня.
И за спасение мое,
Когда я пил с тобой вдвоем,
Она – ты не видал ее —
Сидела третьей за столом.
Константин Симонов.
19 ноября 1942 года, “Комсомольская правда” СССР*
На час запомнив имена, —
Здесь память долгой не бывает, —
Мужчины говорят: «Война…» —
И наспех женщин обнимают.
Спасибо той, что так легко,
Не требуя, чтоб звали милой,
Другую, ту, что далеко,
Им торопливо заменила.
Она возлюбленных чужих
Здесь пожалела, как умела,
В недобрый час согрела их
Теплом неласкового тела.
А им, которым в бой пора
И до любви дожить едва ли,
Все легче помнить, что вчера
Хоть чьи-то руки обнимали.
Я не сужу их, так и знай.
На час, позволенный войною,
Необходим нехитрый рай
Для тех, кто послабей душою.
Пусть будет все не так, не то,
Но вспомнить в час последней муки
Пускай чужие, но зато
Вчерашние глаза и руки.
В другое время, может быть,
И я бы прожил час с чужою,
Но в эти дни не изменить
Тебе ни телом, ни душою.
Как раз от горя, от того,
Что вряд ли вновь тебя увижу,
В разлуке сердца своего
Я слабодушьем не унижу.
Случайной лаской не согрет,
До смерти не простясь с тобою,
Я милых губ печальный след
Навек оставлю за собою.
Константин Симонов.
К.Симонов. Лирика. М., “Молодая гвардия”, 1942*
Я пил за тебя под Одессой в землянке,
В Констанце под черной румынской водой,
Под Вязьмой на синем ночном полустанке,
В Мурманске под белой Полярной звездой.
Едва ль ты узнаешь, моя недотрога,
Живые и мертвые их имена,
Всех добрых ребят, с кем меня на дорогах
Короткою дружбой сводила война.
Подводник, с которым я плавал на лодке,
Разведчик, с которым я к финнам ходил,
Со мной вспоминали за рюмкою водки
О той, что товарищ их нежно любил.
Загадывать на год война нам мешала,
И даже за ту, что, как жизнь, мне мила,
Сегодня я пил, чтоб сегодня скучала,
А завтра мы выпьем, чтоб завтра ждала.
И кто-нибудь, вспомнив чужую, другую,
Вздохнув, мою рюмку посмотрит на свет
И снова нальет мне: – Тоскуешь? – Тоскую. —
Красивая, верно? – Жаль, карточки нет.
Должно быть, сто раз я их видел, не меньше,
Мужская привычка – в тоскливые дни
Показывать смятые карточки женщин,
Как будто и правда нас помнят они.
Чтоб всех их любить, они стоят едва ли,
Но что с ними делать, раз трудно забыть!
Хорошие люди о них вспоминали,
И, значит, дай бог им до встречи дожить.
Стараясь разлуку прожить без оглядки,
Как часто, не веря далекой своей,
Другим говорил я: «Все будет в порядке,
Она тебя ждет, не печалься о ней».
Нам легче поверить всегда за другого,
Как часто, успев его сердце узнать,
Я верил: такого, как этот, такого
Не смеет она ни забыть, ни предать.
Как знать, может, с этим же чувством знакомы
Все те, с кем мы рядом со смертью прошли,
Решив, что и ты не изменишь такому,
Без спроса на верность тебя обрекли.
Константин Симонов.
К.Симонов. Лирика. М., “Молодая гвардия”, 1942*
Мне хочется назвать тебя женой
За то, что так другие не назвали,
Что в старый дом мой, сломанный войной,
Ты снова гостьей явишься едва ли.
За то, что я желал тебе и зла,
За то, что редко ты меня жалела,
За то, что, просьб не ждя моих, пришла
Ко мне в ту ночь, когда сама хотела.
Мне хочется назвать тебя женой
Не для того, чтоб всем сказать об этом,
Не потому, что ты давно со мной,
По всем досужим сплетням и приметам.
Твоей я не тщеславлюсь красотой,
Ни громким именем, что ты носила,
С меня довольно нежной, тайной, той,
Что в дом ко мне неслышно приходила.
Сравнятся в славе смертью имена,
И красота, как станция, минует,
И, постарев, владелица одна
Себя к своим портретам приревнует.
Мне хочется назвать тебя женой
За то, что бесконечны дни разлуки,
Что слишком многим, кто сейчас со мной,
Должны глаза закрыть чужие руки.
За то, что ты правдивою была,
Любить мне не давала обещанья
И в первый раз, что любишь, – солгала
В последний час солдатского прощанья.
Кем стала ты? Моей или чужой?
Отсюда сердцем мне не дотянуться…
Прости, что я зову тебя женой
По праву тех, кто может не вернуться.
Константин Симонов.
“Красная новь”, 1942, № 1-2*
Я, верно, был упрямей всех.
Не слушал клеветы
И не считал по пальцам тех,
Кто звал тебя на «ты».
Я, верно, был честней других,
Моложе, может быть,
Я не хотел грехов твоих
Прощать или судить.
Я девочкой тебя не звал,
Не рвал с тобой цветы,
В твоих глазах я не искал
Девичьей чистоты.
Я не жалел, что ты во сне
Годами не ждала,
Что ты не девочкой ко мне,
А женщиной пришла.
Я знал, честней бесстыдных снов,
Лукавых слов честней
Нас приютивший на ночь кров,
Прямой язык страстей.
И если будет суждено
Тебя мне удержать,
Не потому, что не дано
Тебе других узнать.
Не потому, что я – пока,
А лучше – не нашлось,
Не потому, что ты робка,
И так уж повелось…
Нет, если будет суждено
Тебя мне удержать,
Тебя не буду все равно
Я девочкою звать.
И встречусь я в твоих глазах
Не с голубой, пустой,
А с женской, в горе и страстях
Рожденной чистотой.
Не с чистотой закрытых глаз,
Неведеньем детей,
А с чистотою женских ласк,
Бессонницей ночей…
Будь хоть бедой в моей судьбе,
Но кто б нас ни судил,
Я сам пожизненно к тебе
Себя приговорил.
Константин Симонов.
“Красная новь”, 1942, № 1-2*
Я очень тоскую,
Я б выискать рад
Другую такую,
Чем ехать назад.
Но где же мне руки
Такие же взять,
Чтоб так же в разлуке
Без них тосковать?
Где с тою же злостью
Найти мне глаза,
Чтоб редкою гостьей
Была в них слеза?
Чтоб так же смеялся
И пел ее рот,
Чтоб век я боялся,
Что вновь не придет.
Где взять мне такую,
Чтоб все ей простить,
Чтоб жить с ней, рискуя
Недолго прожить?
Чтоб с каждым рассветом,
Вставая без сна,
Таким же отпетым
Бывать, как она.
Чтоб, встретясь с ней взглядом
В бессонной тиши,
Любить в ней две рядом
Живущих души.
Не знать, что стрясется
С утра до темна,
Какой обернется
Душою она.
Я, с нею измучась,
Не зная, как жить,
Хотел свою участь
С другой облегчить.
Но чтобы другою
Ее заменить,
Вновь точно такою
Должна она быть;
А злой и бесценной,
Проклятой, – такой
Нет в целой вселенной
Второй под рукой.
Константин Симонов.
“Красная новь”, 1942, № 1-2*
Жди меня, и я вернусь,
Только очень жди.
Жди, когда наводят грусть
Желтые дожди,
Жди, когда снега метут,
Жди, когда жара,
Жди, когда других не ждут,
Позабыв вчера.
Жди, когда из дальних мест
Писем не придет,
Жди, когда уж надоест
Всем, кто вместе ждет.
Жди меня, и я вернусь,
Не желай добра
Всем, кто знает наизусть,
Что забыть пора.
Пусть поверят сын и мать
В то, что нет меня,
Пусть друзья устанут ждать,
Сядут у огня,
Выпьют горькое вино
На помин души.
Жди, и с ними заодно
Выпить не спеши.
Жди меня, и я вернусь,
Всем смертям на зло.
Кто не ждал меня, тот пусть
Скажет: повезло.
Не понять не ждавшим, им,
Как среди огня
Ожиданием своим
Ты спасла меня.
Как я выжил, будем знать
Только мы с тобой, —
Просто ты умела ждать,
Как никто другой.
Я, перебрав весь год, не вижу
Того счастливого числа,
Когда всего верней и ближе
Со мной ты связана была.
Я помню зал для репетиций
И свет, зажженный как на грех,
И шепот твой, что не годится
Так делать на виду у всех.
Твой звездный плащ из старой драмы
И хлыст наездницы в руках,
И твой побег со сцены прямо
Ко мне на легких каблуках.
Нет, не тогда. Так, может, летом,
Когда, на сутки отпуск взяв,
Я был у ног твоих с рассветом,
Машину за ночь доконав.
Какой была ты сонной-сонной,
Вскочив с кровати босиком,
К моей шинели пропыленной
Как прижималась ты лицом!
Как бились жилки голубые
На шее под моей рукой!
В то утро, может быть, впервые
Ты показалась мне женой.
И все же не тогда, я знаю,
Ты самой близкой мне была.
Теперь я вспомнил: ночь глухая,
Обледенелая скала…
Майор, проверив по карманам,
В тыл приказал бумаг не брать;
Когда придется, безымянным
Разведчик должен умирать.
Мы к полночи дошли и ждали,
По грудь зарытые в снегу.
Огни далекие бежали
На том, на русском, берегу…
Теперь я сознаюсь в обмане:
Готовясь умереть в бою,
Я все-таки с собой в кармане
Нес фотографию твою.
Она под северным сияньем
В ту ночь казалась голубой,
Казалось, вот сейчас мы встанем
И об руку пойдем с тобой.
Казалось, в том же платье белом,
Как в летний день снята была,
Ты по камням оледенелым
Со мной невидимо прошла.
За смелость не прося прощенья,
Клянусь, что, если доживу,
Ту ночь я ночью обрученья
С тобою вместе назову.
Константин Симонов.
“Новый мир”, 1941, № 11-12*
Ты говорила мне «люблю»,
Но это по ночам, сквозь зубы.
А утром горькое «терплю»
Едва удерживали губы.
Я верил по ночам губам,
Рукам лукавым и горячим,
Но я не верил по ночам
Твоим ночным словам незрячим.
Я знал тебя, ты не лгала,
Ты полюбить меня хотела,
Ты только ночью лгать могла,
Когда душою правит тело.
Но утром, в трезвый час, когда
Душа опять сильна, как прежде,
Ты хоть бы раз сказала «да»
Мне, ожидавшему в надежде.
И вдруг война, от’езд, перрон,
Где и обняться-то нет места,
И дачный клязьминский вагон,
В котором ехать мне до Бреста.
Вдруг вечер без надежд на ночь,
На счастье, на тепло постели.
Как крик: ничем нельзя помочь! —
Вкус поцелуя на шинели.
Чтоб с теми, в темноте, в хмелю,
Не спутал с прежними словами,
Ты вдруг сказала мне «люблю»
Почти спокойными губами.
Такой я раньше не видал
Тебя, до этих слов разлуки:
Люблю, люблю… ночной вокзал,
Холодные от горя руки.
Константин Симонов.
“Новый мир”, 1941, № 11-12*